Из жизни кукол
Шрифт:
Клинт Иствуд и Хелен Миррен.
Вера и его отец почти тридцать лет работали вместе, близко общались, и Кевин без особого труда представил их в одной постели.
То, что он услышал, вдруг показалось ему само собой разумеющимся.
– И долго?
Вера завела мотор.
– Начали, когда были подростками. Закончили лет пятнадцать-двадцать назад.
Как там мама сказала? Ей было всего тринадцать… Мокрощелка паршивая.
Вера вырулила с парковки.
– Ты злишься?
–
Вера кивнула.
Пока Вера гнала машину через квартал высоток, оба молчали. Кевин закурил и опустил окошко.
– Как там Себастьян? – спросила Вера.
Кевин рассказал про те выходные, на Гринде, и как он, подросток, заявил, будто Себастьян всю ночь лез к нему обниматься и не давал спать.
И как папа и Вера отругали Себастьяна.
– Мы все не так поняли, поторопились. – Вера выехала на Нюнесвэген и поехала на север, в город.
Державшаяся несколько часов сухая погода кончилась, снова зарядил дождь. Кевин воспринимал каждую каплю как личное оскорбление. Он где-то читал, что шведы в представлении многих иммигрантов вечно жалуются на погоду. Впустую тратят энергию на то, на что не могут повлиять. Может быть, он совершает ту же ошибку, роясь в отцовском прошлом. Сладить со смертью он все равно не в силах.
А тайны будут всегда.
Вера кашлянула.
– Я в последнее время много думаю о Себастьяне… Может быть, я слегка категорична, но мне кажется, у него мания величия.
– Сильно сказано, – отозвался Кевин, хотя ему казалось, что все еще сложнее.
Побывав у Себастьяна, Кевин озаботился узнать побольше о словах “ути” и “сэкаи”. По-японски это значило “дом” и “мир” соответственно; так Кевин получил намек на возможную проблему Себастьяна.
– Он отказывается разговаривать со мной, – продолжала Вера. – Но постоянно дает понять, что у него в жизни есть некая миссия, столь великая, что по сравнению с ней все наши занятия не имеют смысла. И пока он убеждает себя в своем великом предназначении, он палец о палец не ударит, чтобы устроить повседневную жизнь. Найти какую-нибудь обычную работенку. – Вера стукнула по рулю. – Реалистичную цель в жизни, какой бы малой она ни была. Вот что мне делать?
– И что, по-твоему, будет дальше?
Вера покачала головой.
– Не знаю. Я все перепробовала. Психологи, стажировка, поездки за границу. Все это он отверг. Перед тем как уйти на пенсию, я взяла отпуск на две недели – думала, мы вместе к чему-нибудь придем, узнаем друг друга получше. Я вернулась на работу уже через несколько дней. Он отказывался выходить из квартиры.
– Ути и сэкаи, – сказал Кевин.
– Как?
– Себастьян – хикикомори.
– Что-что? – Вера с недоумением посмотрела на него.
– Хикикомори.
Вера прибавила газу и объехала какую-то машину.
– И что это значит?
– Хикикомори – настоящая
– Вон что… И как с этим бороться? Есть какое-нибудь лекарство?
Кевин ждал этого вопроса. Вера вся нацелена на результат, недаром коллеги прозвали ее “Замдиректора”, но тут простых решений не было. Люди – не фабрики.
– Ну… В Умео и Упсале работали с хикикомори, но про результаты мне ничего не известно.
– Понятно, – резко сказала Вера. – Если надо выплачивать студенческий заем, можно уйти в загул, и ничего не произойдет. Сиди дома, философствуй о несправедливостях мира. Во всяком случае с Себастьяном все именно так. Он уже лет двадцать торчит в квартире на Вальхаллавэген, никак не отклеится от своего идиотского компьютера.
– Есть и другие причины, – заметил Кевин. – Требования общества, погоня за статусом и деньгами, ожидания близких…
– И семьи, насколько я понимаю… – грустно заметила Вера.
Кевин не знал, что сказать – только какие-то уклончивые фразы: что все, наверное, сложнее и не зависит от одних только методов воспитания.
Если он правильно помнил, японское слово “хикикомори” означает “отходить в сторону”, “замыкаться”. Такие люди остаются дома, потому что выгорели, страдают от социофобии, они часто ищут убежища в интернете и альтернативных мирах. Если верить статистике, часто хикикомори – молодой мужчина, который переживает жизненный кризис; отец в его жизни отсутствует, а с матерью он находится в зависимых отношениях.
В случае Себастьяна все так и есть.
– Японские родители говорят своим детям “лети”, но при этом крепко держат их за ноги.
– Откуда ты все это знаешь? – спросила Вера. – Интересуешься японской культурой?
– Из Гугла.
– Ну, тебе виднее. – Вера пожала плечами.
Кевин выбросил окурок и поднял окно. В пробке Вере пришлось сбавить скорость; перед ними протянулась вереница красных габаритных огней, однако вместо того, чтобы вежливо тащиться в пробке, Вера свернула на обочину и объехала машины в той же не признающей ограничений манере, с какой водил машину отец.
Несмотря на тесноту – до зеркал бокового вида было каких-нибудь сантиметров двадцать, – Вера не снижала скорость. Когда у нее зазвонил телефон, она вытащила его из кармана куртки и ответила – все на тех же сорока километрах в час.
С тех пор как в Албании пару лет назад запретили говорить по телефону за рулем, Швеция осталась единственной европейской страной, где это еще можно. Хотя рано или поздно и здесь запретят. Но Веру запрет не коснется.
– Себастьян?
Она с удивлением взглянула на Кевина. Из трубки донесся голос ее сына.