Из жизни кукол
Шрифт:
Лассе снова кивнул.
– Понимаю. Но учитывая то, что мне известно, проверка – пустая трата времени.
– И что же тебе известно?
– То, что я знаю, должно остаться между нами.
Лассе сцепил пальцы и перегнулся через стол.
– Луве в программе по защите свидетелей с 1988 года, со своих восемнадцати лет. Он помогал нам в одном расследовании, и я был одним из тех, кто рекомендовал включить его в программу. Когда в 2011 году решение пересматривали и начинали процедуру смены имени, без меня тоже не обошлось. Тогда он тоже давал показания, в рамках совершенно другого дела.
– Значит, Луве и раньше нам помогал?
– Да, и учитывая его профессию, это неудивительно. Еще когда я в первый раз звонил Луве, у меня возникло чувство,
– Логичен?
– Да. В детстве Луве пережил сексуальное насилие. Как и ты.
– И когда вырос, захотел помогать другим людям, оказавшимся в той же ситуации?
Кевин представил себе Луве, вспомнил, каким почти болезненно-хрупким он выглядел во время их разговора в интернате неделю назад. Кевин тогда решил, что терапевт воспринял эту хрупкость от девочек, с которыми работает.
Но возможно, она идет изнутри.
Из раны.
В ожидании высылки
“Ведьмин котел”
Тринадцать месяцев назад, в день, когда Мерси высадилась из автобуса в двухстах метрах от “Ведьмина котла” в сопровождении двух медсестер из Брэкке, в Мальмё, в конторе на Винтергатан, сидел и смотрел на экран компьютера некий мужчина.
Мужчина (он был служащим Департамента по делам миграции) узнал одну фамилию в списке тех, кто ходатайствовал о предоставлении убежища, но получил отказ. Служащий тут же распечатал документы, касавшиеся означенного человека.
Кто-то совершил ужасную ошибку. Служащий надеялся, что ее еще можно исправить.
Тринадцать месяцев спустя Луве Мартинсон держал в руках письмо и спрашивал себя, чем они там, в миграционной службе, занимаются.
Какой у отца Мерси красивый почерк.
Dear Mr Love Martinsson,
I hope you are the right person to contact in my case. I do not want to bother you with a phone call and instead I choose to write a letter that you can read when you have time [67] .
В социальной службе отцу Мерси указали на Луве как на ближайшее контактное лицо, так как Мерси не отправили жить в какую-нибудь семью.
Он рассказывал, что за год с небольшим дважды посетил Швецию, чтобы попросить убежища. Во второй раз он явился в стокгольмский офис Департамента по делам миграции, где ему сообщили, что его дочь, по всей вероятности, находится в Швеции.
67
Уважаемый господин Мартинсон, я надеюсь, что вы тот самый человек, с которым мне нужно связаться. Я не хотел тревожить вас телефонным звонком, а предпочел написать письмо, которое вы можете прочитать, когда у вас будет время (англ.).
Дожидаясь ответа на свой запрос, он увидел фотографии дочери в шведских газетах; по тому, что писали о ней журналисты, он ее не узнал.
Если написанное было правдой, то после Гамбурга, с тех пор как они расстались, в жизни Мерси творилась какая-то совершенная жуть.
Луве хотелось заорать.
Отец Мерси должен был получить статус беженца уже в свой первый приезд в Швецию.
Луве, не веря своим глазам, читал дальше.
Возникла новая бюрократическая проблема.
Недавно шведская полиция объявила отца Мерси скончавшимся, и миграционная служба ссылалась на один циркуляр. Шведские органы местной государственной власти: 2005:52, порядок действий в отношении скончавшихся.
Формально отец Мерси находился сейчас в морозильной камере перевозящего трупы самолета, летящего в нигерийский Кано, а не сидел в стокгольмском офисе миграционной службы.
Кафка, подумал Луве и перевернул страницу. Конечно,
Согласно отчету о вскрытии, он или погиб от холода, или задохнулся в люке для шасси, после чего выпал из этого люка и приземлился на мост, где его переехала машина. Опознать труп было в принципе невозможно, но удостоверение личности, найденное при мертвеце, совпадало с документами отца Мерси.
Причиной того, что отец Мерси написал письмо, а не приехал сам, был тот факт, что он не мог передвигаться свободно: отец Мерси сидел в Стокгольме под стражей, в ожидании высылки.
Луве отметил, что почерк стал энергичнее и более наклонным, словно отец Мерси теперь писал быстрее.
I will go back in time a bit and tell you my story, from the sad day that I lost my daughter at the bus station in St. Pauli up to the moment that I arrived in Stockholm [68] .
Все началось, когда двое охранников выдворили его с автобусной остановки. Несколько недель он болтался поблизости, но найти дочь не смог, а потом его подвез до Мальмё какой-то польский дальнобойщик. В Мальмё отец Мерси запросил убежища и получил отказ.
I know that Sweden is a tolerant country, but I could not prove my homosexuality. They simply did not believe me because I also told them that I was married and had a family. They say that a lot of people that seek asylum come with lies. If I had lied about my family instead of telling the truth, maybe they would have believed me [69] .
68
Я немного отступлю и расскажу свою историю с того грустного дня, когда я потерял дочь на автостанции в Санкт-Паули, и до того момента, как я оказался в Стокгольме (англ.).
69
Я знаю, что Швеция – толерантная страна, но мне не удалось доказать свою гомосексуальность. Мне просто не поверили, ведь я сказал, что был женат и имел семью. Мне было сказано, что многие из тех, кто ищет здесь убежища, лгут. Возможно, мне поверили бы, если бы я солгал насчет своей семьи (англ.).
Отца Мерси должны были выслать назад, в Нигерию. Он попал на самолет, который совершил промежуточную посадку в Брюсселе. Там отцу Мерси удалось сбежать.
It was there I met him. The man I believe is the man that they found on the bridge in Stockholm. His name was Moses, from Ghana, and we were around the same age. Sometimes Europeans have trouble seeing the difference between us West Africans [70] .
Отец Мерси писал, что пару дней общался с Мозесом, а однажды утром проснулся и обнаружил, что тот исчез. Потом он обнаружил, что исчез и паспорт. Отец Мерси решил, что где-то потерял его, и лишь в Стокгольме ему пришло в голову, что паспорт, вероятно, украл Мозес.
70
Там я его и встретил. Думаю, он и есть тот человек, которого нашли на мосту в Стокгольме. Его звали Мозес, из Ганы, мы были ровесниками. Европейцы редко видят разницу между нами, уроженцами Западной Африки (англ.).