Из жизни кукол
Шрифт:
Лестница переходила в коридорчик с тремя закрытыми дверями. Последней была дверь туалета, рядом с которой висела репродукция рубенсовского “Поклонения пастухов” в рамке.
Порожка не было, и серое ковровое покрытие уходило под дверь туалета.
– Алиса? – Оса встала у двери. – Может быть, выйдешь?
– Нет.
Голос у семнадцатилетней Алисы был еще детским, и Эмилии стало неприятно.
В расследовании по делу Новы и Мерси Алиса упоминалась как потенциальная свидетельница, одна из формулировок врезалась Эмилии в память.
По
По его же словам, в некоторых фильмах содержались сцены такой жестокости, что их можно было принять за реальное изнасилование.
Все это имело место три года назад.
Алисе было четырнадцать, подумала Эмилия. Она ходила в восьмой класс и, наверное, держала себя вызывающе, ничего удивительного. Девочка-подросток в футболке в обтяжку и в короткой юбчонке, ребенок, который учится быть взрослым. Иногда достаточно зрелый, чтобы принимать жизненно важные решения, но в той же степени наивный и подверженный манипуляциям.
Она постучала в дверь.
– Меня зовут Эмилия, я эксперт-криминалист и хотела бы задать пару вопросов насчет…
– Уходите. Пожалуйста.
Оса положила руку Эмилии на плечо. Жест вышел неожиданным, они несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Мягко глядя на Эмилию, Оса беззвучно выговорила: продолжайте.
– Алиса, чего ты боишься? – спросила Эмилия.
Последовало долгое молчание. Судя по звуку по ту сторону двери, Алиса привалилась к стене.
– Почему ты не хочешь со мной разговаривать? Потому что я из полиции?
Эмилия подождала несколько секунд и, не дождавшись ответа, снова заговорила.
– У меня вопрос про майку, которую тебе подарила Фрейя Линдхольм. Я эту майку не видела, ее исследовали в полиции Евле, а потом переслали экспертам в Линчёпинг. Если не хочешь, не выходи. Но мне бы очень помогло, если бы ты уделила мне несколько минут. На майке отпечатано изображение. Надпись “Голод”, и…
– Фрейя сказала, что не вернется. Она подарила мне эту майку вроде как на прощанье, но майка мне оказалась велика, и я использовала ее как затычку от вони.
– Затычку от вони?
– Да, мы затыкаем вентиляцию, чтобы в комнаты не тянуло вонью с фабрики.
Снова молчание.
Из-за двери донеслись приглушенные всхлипывания.
– Фрейя тогда ушла из интерната не одна… – сказала наконец Алиса. – Я думала, они собираются сбежать все втроем, но две другие вернулись…
– Ты про кого? Кто вернулся?
– Нова и Мерси, – сказала Алиса. – А Фрейя – нет.
Обливали бензином
Евле
О прошлом Новы у Кевина уже имелось относительно ясное представление. Биография Мерси теперь тоже начинала вырисовываться отчетливее.
Живя в Брэкке, она общалась с парнями-шведами, регулярно продавалась им, а впоследствии и их отцам. Никого, кажется, не заботило, что она еще ребенок.
Судя по изложенному в письме, девочки сейчас вряд ли на севере.
Выезжая с парковки возле “Ведьмина котла” и направляясь к шоссе номер 76, на Евле, Кевин думал о женщине по имени Барбру Йоранссон. Похоже, она была единственным человеком, кто по-настоящему принимал участие в судьбе Мерси.
Барбру на общественных началах работала в лагере для беженцев в Брэкке, она регулярно ездила в поселок на поиски Мерси. Слухи ширились, и к концу того лета у Барбру накопилось достаточно, чтобы пойти в полицию. Само собой, в полицейском округе размером с небольшую страну, где трудились всего трое полицейских, не оказалось отдела, который ведал бы преступлениями на сексуальной почве. Но благодаря Барбру дело сдвинулось с мертвой точки, из полиции лена в Эстерсунде прислали помощь. Все закончилось семью обвинительными приговорами, из которых два вынесли отцам парней.
Полились потоки грязи и клеветы.
По словам адвоката, защищавшего мужчин, юная нигерийка соблазняла их, а после секса вымогала деньги.
Да вы посмотрите на нее. Она же выглядит на восемнадцать.
Кевин уже не помнил, сколько раз слышал подобные слова.
Она лгала моим клиентам, чтобы ввести их в заблуждение. А теперь ее ложь угрожает разрушить карьеру двух успешных и уважаемых людей.
Один из обвиняемых отцов был управленцем среднего звена в местной администрации, активный член Левой партии. Второй – практикующим психотерапевтом.
I’m not really a therapist. I’m the rapist [74] .
Кевин был уверен, что цитата не из “Ходячих мертвецов”, однако именно этот сериал пришел ему на ум, когда вонь с бумажной фабрики усилилась.
Зомби истребляют человечество, людей на земле осталось немного, и все же они никак не могут скооперироваться, они с трудом уживаются друг с другом.
От зомби хотя бы знаешь, чего ожидать, подумал Кевин. Они предсказуемы, они никого не дурачат и не играют в игры. Они убивают лишь потому, что голодны, и на самом деле не более жестоки, чем животные.
74
Вообще я не терапевт. Я насильник (англ.).
А вот люди предают друг друга только так.
Люди жестоки по-настоящему.
Вот, например, Эркан. Образование – психология и социальная работа, хотя он и не психотерапевт. По словам начальника и коллег – душевный парень, глубоко увлеченный своим делом. И в то же время – сводник, который продает свои так называемые идеалы за деньги.
Запах с бумажной фабрики усилился, и Кевин припомнил, что говорил отец, когда они проезжали фабрику возле Крамфорса. Что там пахнет не сульфитом и не сульфатом.