Из жизни сокрушающего Тьму
Шрифт:
Горло Алексиса пробрал кашель, от которого из глаз потекли слёзы. Немного отдышавшись, он обнаружил, что держит в руках ножку сломавшегося от удара лавочницы стула. Бросив остатки сломавшейся мебели в камин, клирик подтянул поближе свою сумку, из которой , после недолгих поисков, вытащил посеребрённую цепь с выгравированной на ней текстами святого писания. На каждом звене помещалось не больше пары строк, но вместе они составляли молитву, огораживающую от Тьмы, что было как раз то, что нужно было сейчас Алексису. Сковав лишённую чувств Ренкит и подтащив её ближе к свету, клирик поднял опрокинутый лавочницей стул, на котором она сидела пару минут назад, и стал ждать пока женщина очнётся. Ситуация осложнялась с каждым мгновением, и требовала скорейшего решения.
Брату - сокрушающему
Ренкит пришла в себя и первым, что она увидела, был догорающий в камине огонь, пожирающий остатки стула. Попытавшись подняться, она обнаружила что ноги и руки её крепко связаны. Опустив голову она обнаружила что двигаться ей не даёт цепь, плотно прижимающая руки к телу, а потом уходящая вокруг шеи к согнутым ногам, так, что каждый раз двигая ими, она себя душила. Это пугало, но больший страх вызывал склонившийся над ней человек. Разительно переменившийся, молодой клирик сейчас внушал первобытный, практически животный, ужас, от которого хотелось забиться в самый тёмный угол и постараться быть как можно незаметнее, дабы страшные, отдающие при свете камина сталью, глаза не касались взглядом тебя. Ренкит заскулила и попыталась отползти от этого страшного человека, в глазах которого она уже видела свою смерть, но цепь не позволила ей сделать этого. Придушенная, она закашлялась, а дёргающиеся в припадке ноги только больше сдавливали горло цепью. Так бы она и задушила саму себя, но удар окованного носка сапога в живот прервал все её попытки вдохнуть и , как ни странно, помог.
– Не вздумай помереть раньше времени, ведьма!
Голос прибывшего в её дом монаха показался Ренкит треском костра у ног сжигаемых людей. Да и не каждый день её называли ведьмой, особенно служители церкви, а из уст клирика в чёрном это слово звучало скорее приговором, чем просто ругательством.
– Я...кхм-кхм... я не ведьма, господин,- сказала она еле слышным хриплым голосом.
– Ты напала на служителя церкви, пыталась убить меня, так кто ты после этого,- спросил гость, приоткрывая ворот куртки и показывая красноватые следы от пальцев.
– Я...я не могла...это не я...
– Ты утверждаешь что я лгу?!
Голос клирика оглушал и заполнял сознание. Ренкит не могла бы думать ни о чём другом, но взгляд её зацепился за еле тлеющий огонь в камине и она, поддавшись непонятному ей самой порыву, попыталась метнуться к нему.
Алексис видел как напряглась цепь, когда лавочница посмотрела в огонь. Он намеренно начал вести себя более жестко, уповая на то, что страх перед церковной властью побудит лежащую перед ним на полу женщину быть более откровенной, но ничего не вышло. Она только что-то мычала и пыталась мямлить, но ничего важного так и не сказала. Брат - сокрушающий уже начал думать что так, во вспышках агрессии, проявляется проклятье напущенное на семью почившего гонца, но этот взгляд в огонь, эти остекленевшие глаза. Подойдя к камину, он увидел рядом с ним последние два полена, одно из которых Алексис подкинул в затухающий огонь. Поигрывая молотом он вернулся на своё место. Взглянув на Ренкит он увидел что взгляд её постепенно приобретает осмысленность и направлен куда-то за спину клирика.
Ренкит лежала на полу и вместе с угасающим огнём из неё уходила тяга к жизни. Нет, сама жизнь не прекращалась, а только останавливалась, становясь серой, безвкусной, безынтересной...ненужной. Но вот перед глазами заблестел яркий огонёк и принёс осознание желанности жизни, страсти к ней и готовность бороться. Бросив взгляд на клирика, Ренкит увидела как из коридора, по которому совсем недавно пришёл человек в чёрном, показался знакомый силуэт одного из её сыновей. "Скорее всего и остальные там же, мои близнецы редко оставляют своих братьев". Малюсенькая надежда стала теплиться в груди Ренкит. Надежда на то, что её сыновья сейчас накинутся на клирика, убьют его и освободят свою мать, и они снова станут жить как раньше. Снова
Алексис увидел в коридоре паренька, намного ниже себя, но не уступающего в размахе плеч, что в купе с юным возрастом, говорило что взрослым этот паренёк станет статным мужчиной, самое место которого будет в гвардии или в рыцарских доспехах на коне. Лицо паренька было одновременно испуганное и удивлённое, поэтому молодой клирик попытался улыбнуться, хоть и понимал, что это будет как минимум неуместно. действительно, не каждый будет рад увидеть подозрительного типа в компании связанной цепью матери. По крайней мере Алексис смел предполагать что это один из сыновей лавочницы. Молодой человек в чёрном уже хотел шагнуть навстречу и начать объяснять сложившуюся ситуацию, но тут за спиной у него раздалось хриплое и довольно чужеродное "хватайте его!", а через секунду связанная и рычащая Ренкит врезалась ему в ноги, из-за чего он на мгновение потерял равновесие и, нелепо взмахнув свободной от молота рукой, шагнул вперёд. В это же время на него кинулся паренёк, вмиг растерявший весь испуг, а вслед за ним из коридора выбежали ещё двое таких же парней.
Удивление клирика не продлилось долго, поэтому он успел увернуться от первого паренька, бежавшего на него широко раскинув руки. Он явно намеревался схватить его, но у сына лавочницы ничего не вышло. Легко уйдя в сторону Алексис несильно ударил того молотом в верхнюю часть бедра с внешней стороны. Паренёк упал, схватившись за ногу. На ближайшую минуту он перестал быть соперником кому бы то ни было. Следующего противника клирик встретил прямым ударом кулака в нос. Послышался хруст и второй из близнецов опустился на колени, зажимая руками сломанный и кровоточащий нос. Не останавливаясь Алексис нанёс удар молотом, целясь в плечо третьему сыну лавочницы, но тот, отшатнувшись в последний момент назад, получил скользящий удар в грудь. Потеряв равновесие он запутался в собственных ногах и упал плашмя на пол. Брату - сокрушителю осталось только наклониться и нажать на одну из болевых точек, дабы парень больше не приходил в себя сегодня.
Развернувшись, Алексис увидел, как на полу постанывая и корчась, лежат два парня, даже не помышляющих о продолжении схватки с ним, а лавочница, так и не освободившаяся от цепи, ползком пыталась добраться до камина, сжимая в зубах последнее полено. Быстро подойдя к ней клирик ударом ноги выбил полено, а вместе с тем пару зубов, изо рта обезумевшей женщины. Наклонившись и оттащив её подальше от камина, Алексис вернулся к своей сумке и извлёк из неё фляжку с освященной водой. Затем, откупорив её, клирик вылил всё её содержимое в камин, тщательно поливая каждый оставшийся язык пламени, пока те не угасали.
Неслышимый обычным человеком стон прокатился по всему дому. От этого стона проседали и искривлялись стены, трескались полки и стёкла в окнах, а все обитатели дома замерли. Даже Алексиса ненадолго охватило оцепенение. Странное чувство, не то пустоты, не то чувство осознания неожиданной свободы разлилось по всему помещению. Непередаваемая смесь эмоций прокатилась по клирику в этот миг. Но всё это быстро прошло, и обернувшись он поразился не меньше. Вместо молодой женщины, в цепях была старуха с потухшим взором, вперившимся куда-то в пространство, а вместо мальчишек были взрослые мужи, годы которых уже клонились к старости. Это вселяло...нет, не ужас, скорее опасение и даже некоторое презрение.
Люди воспользовались магией, чтобы продлить отпущенные им годы. Алексис знал, что редко какой служитель его ордена оживал до преклонного возраста, ведь сколь сильны они не были, всегда находилась какая-нибудь тварь из самых потаённых уголков Тьмы, которая находила брешь в защите сокрушающего. В осознании этого факта растили всех неофитов ордена, так что клирикам, зачастую, претило желание людей всеми силами пожить подольше. Алексис не был исключением из этого правила, так что презрение своё он даже не стал как-то оправдывать перед собой.