Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак
Шрифт:
Приветственные возгласы “Да здравствует король!” раздались со всех сторон: пажи и оруженосцы стали размахивать штандартами своих сеньоров, дамы махали шляпами и платками; огромная процессия, которая, подобно гигантской змее, ползущей по оврагу, растянулась вдоль всей улицы Сен-Дени, заметно оживилась, все разом подались вперед, ибо каждому хотелось увидеть короля. Но, воспользовавшись тем, что он был узнан и почтение к его особе заставило толпу расступиться, Карл успел уже скрыться из виду.
Прошло не менее получаса, прежде чем порядок и спокойствие, нарушенные неожиданным происшествием, воцарились вновь. Участники процессии были так возбуждены, что не сразу заняли свои места. В суматохе, вызванной заминкой, Пьер де Краон язвительно заметил герцогине Валентине, что теперь только ее супруг, пожалуй, и задерживает шествие: займи он свое
— Мессир Пьер, — сказала она, напрасно стараясь скрыть свое волнение, — почему бы вам не обратиться с этими словами к самому герцогу? Ведь вы же такие друзья!
— Без вашего приказания, сударыня, я ни за что этого не сделаю: разве его возвращение не лишит меня счастья быть вашим телохранителем?
— Единственный мой защитник и хранитель — это герцог Туренский. И раз уж вы ждете моего приказания, то пойдите и скажите ему, что я прошу его вернуться.
Пьер де Краон поклонился и направился к герцогу передать просьбу его супруги. Когда они вместе приближались к герцогине Валентине, в толпе послышался пронзительный крик: какой-то девушке вдруг стало дурно. В подобных обстоятельствах такое случается, и посему высокие особы, о коих идет у нас речь, не обратили на это ни малейшего внимания. Даже не взглянув в ту сторону, откуда донесся крик, они подъехали к герцогине Туренской и заняли свои места рядом с нею. Процессия, казалось, только этого и ждала, ибо она тотчас же тронулась в путь. Однако очень скоро произошла новая заминка.
У ворот Шатле, на возвышении, был построен деревянный, раскрашенный под камень замок с двумя круглыми сторожевыми вышками, на которых находились вооруженные часовые; большое помещение в нижнем этаже было открыто взору публики, так как постройка не имела наружной стены; тут стояло ложе, убранное так же роскошно, как королевское ложе во дворце Сен-Поль, а на нем возлежала молодая девушка, олицетворявшая св. Анну.
Вокруг замка был насажен целый лес пышных зеленых деревьев, и по этому лесу бегало множество зайцев и кроликов; стаи разноцветных птиц перелетали с ветки на ветку, к глубочайшему удивлению зрителей, недоумевавших, каким образом удалось приручить столь пугливые создания. Но каков же был всеобщий восторг, когда из этого леса вышел прекрасный белый олень ростом с оленя из королевского зверинца. Он был так искусно сделан, что его вполне можно было принять за настоящего: спрятанный внутри человек помогли особою устройства привода: движение его глаза рот, ноги. Рога у оленя были позолочены, на голове сияла коре л — точная копия королевской, украшал герб французского короля в виде щита с тремя золотыми лилиями на голубом фоне. Гордой, величавой пост у пью благородное животное приблизилось к ложу Правосудия, схватило меч, служащий его символом, и потрясло им в воздухе. В ту же минуту из леса напротив появились лев и орел, олицетворявшие Насилие, и попытались завладеть священным мечом; но в это время из леса выбежали двенадцать девушек в белых одеяниях, символизирующих Веру; каждая держала в одной руке золотое ожерелье, в другой — обнаженную шпагу; они окружили прекрасного оленя и защитили его. После нескольких слабых попыток осуществить свой замысел лев и орел были побеждены и возвратились обратно в лес. Живая стена, охранявшая Правосудие, расступилась, и олень, подойдя к носилкам королевы, покорно опустился перед нею на колени. Королева ласково и нежно погладила оленя, как обыкновенно гладила животных в зверинце: она сама и вся се свита сочли это представление очень забавным и милым.
Между тем уже стемнело, а процессия двигалась очень медленно: разнообразные увеселения на всем пути от Сен-Дени сильно ее задержали. Наконец подошли к собору Нотр-Дам, куда направилась королева. Когда осталось пройти только мост Менял и никто уже не ждал ничего нового, вдруг высоко-высоко над головами, там, где кончаются башни собора, появился человек, одетый ангелом. Он шел по тонкой, едва заметной глазу проволоке, держа в каждой руке по зажженному факелу, и каким-то чудом словно паря над домами, выделывал замысловатые пируэты, пока не опустился на крышу одного из строений, окружавших мост[6 - Фруассар и монах из монастыря Сен-Дени рассказывают об одном и том же факте, только Фруассар называет местом действия мост Сен-Мишель, а монах — мост Менял. Но Фруассар явно ошибается: подобное зрелище не могло быть подготовлено на мосту Сен-Мишель, который находился по другую сторону собора Нотр-Дам, и, следовательно, королева по нему не проезжала.]. Когда он оказался перед королевой, она запретила ему продолжать опасные трюки, но он, понимая, чем вызван ее запрет, не посчитался с ним и, изловчившись, дабы не оказаться спиной к своей повелительнице, снова поднялся на вершину собора и исчез в том же самом месте, откуда появился. Королева полюбопытствовала, кто этот столь ловкий и гибкий человек, и ей объяснили, что он генуэзец по происхождению, большой мастер на такого рода трюки.
Во время этого последнего представления в ожидании королевского кортежа на мосту Менял собралось множество продавцов птиц, и в ту минуту, когда королева проезжала по мосту, они раскрыли клетки и выпустили пернатых на волю. Таков был старинный обычай. Он выражал неизменную надежду народа на то, что новое царствование принесет ему новые вольности; обычай этот теперь забыт, но надежда в людях жива и поныне.
Возле собора королеву встречал епископ Парижский. Он вышел на ступени храма, облаченный в митру и епитрахиль; вместе с ним были высшие священники и представители Университета, коему прозвание старшего детища короля давало право быть представленным на коронации. Королева сошла с носилок, а следом за нею и дамы ее свиты; кавалеры поручили лошадей своим пажам и слугам, и, сопровождаемая герцогами Туренским, Беррийским, Бургундским и Бурбонским, Изабелла вошла в собор. Впереди шествовали епископ и духовенство, стройным и торжественным хором вознося хвалу Господу Богу и Пречистой Деве Марии.
Приблизившись к главному алтарю, королева Изабелла опустилась на колени и, сказав речь, передала в дар собору четыре золоченых покрывала и венец, который возложили на нее ангелы у вторых ворот Сен-Дени. Жан де Ла Ривьер и Жан Лемерсье, в свой черед, преподнесли ей венец, превосходящий первый красотой и ценностью: он очень напоминал венец, который украшал голову короля, когда тот восседал на троне.
Держа венец за стебель лилии, епископ и четыре герцога бережно возложили его на голову Изабеллы. Со всех сторон раздались ликующие крики, ибо именно с этой минуты принцесса Изабелла действительно становилась королевой Французской.
Когда королева вместе с вельможами вышла из собора, все вновь заняли свои места — кто в носилках, кто в экипаже, кто на лошади; по обеим сторонам королевского кортежа шестьсот служителей несли шестьсот свечей, так что на улице было светло как днем. Наконец королеву ввели в парижский дворец, где ее ожидал король вместе с королевой Иоанной, сидевшей по правую руку от него, и герцогиней Орлеанской, занимавшей место по левую. Представ перед Карлом, королева опустилась на одно колено, так же как сделала это в соборе, давая тем самым понять, что Бога она почитает своим владыкой на небе, а короля — на земле. Король поднял ее и поцеловал; послышались возгласы радости и ликования, ибо при виде их, таких юных и красивых, всем почудилось, будто с небес спустились два ангела-хранителя Французского королевства.
Тут вельможи удалились из монарших покоев, и во дворце остались только члены королевской семьи; народ же не покидал площади до тех пор, пока за последним вельможей не проследовал из дворца последний слуга. После этого дворцовые двери закрылись, огни, освещавшие площадь, мало-помалу угасли, и толпа растеклась по множеству расходящихся во все стороны улиц, которые, подобно кровеносным сосудам, несут токи жизни столичным окраинам; вскоре радостное оживление превратилось в слабый гул, но и он понемногу утих. Спустя час все уже погрузилось во мрак и тишину, так что слышен был лишь смутный глухой шум, в котором сливаются неясные шорохи ночи, похожие на дыхание спящего великана.
Мы столь подробно описали въезд королевы Изабеллы в Париж, лиц, ее сопровождавших, и устроенные по сему случаю торжества не только для того, чтобы дать читателю понятие о нравах и обычаях того времени; мы хотели также приоткрыть ему пока еще слабые и робкие, подобно рекам в своих истоках, роковые страсти и смертельную вражду, которые в ту пору только зарождались у трона: теперь мы увидим их бушующий ураган, увидим, как в своем безумии пронеслись они неудержимым вихрем над французской землей, оставив на ней глубокий след и принеся тяжкие бедствия этому несчастному царствованию.