Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак
Шрифт:
— Ваше высочество, — обратился в эту минуту герцог Неверский к герцогу Туренскому, — неужели вы не испытываете желания присоединиться к этим благородным рыцарям, дабы своим копьем воздать честь герцогине Валентине?
— Брат мой король, — сухо ответил герцог, — позволил мне одному участвовать в завтрашнем состязании: я намерен один против всех защищать красоту моей дамы и честь моего имени.
— Вы, ваше высочество, могли бы еще прибавить, что употребите для этого иное оружие, нежели те детские игрушки, коими пользуются в подобных забавах.
— Я готов, — продолжал герцог Туренский, — защищать их тем же оружием, каким на них будут нападать. У входа в мою
Герцог Неверский поклонился: узнав все, что ему хотелось, он не желал более продолжать разговор. Что до герцога Туренского, то он, казалось, не понял цели этих вопросов и стал беззаботно играть кружевной лентой, спадавшей с головного убора королевы.
Но вот протрубили фанфары: услышав сигнал, возвещавший начало схватки, рыцари пристегнули щиты, поудобнее уселись в седлах, взялись за копья, так что, когда последний звук трубы смолк, все уже приготовились и ждали только приказания арбитров, чья команда “Вперед, марш!” раздалась одновременно с обеих сторон ристалища.
Едва эти слова были произнесены, как земля мгновенно исчезла из виду, скрытая клубами пыли, так что следить за сражающимися стало невозможно. Слышен был только шум столкновения противоборствующих отрядов. Ристалище уподобилось разбушевавшемуся морю, которое вздымает волны золота и стали. Время от времени, словно пена на гребне волны, над ним мелькал белоснежный панагин. Однако подробностей этой первой схватки так никто и не увидел, и лишь когда фанфары подали знак к перерыву и оба отряда разошлись по своим местам, стало возможным определить, на чьей же стороне перевес… Возле короля остались еще восемь вооруженных всадников: это были герцог Бургундский, барон д’Иври, мессиры Гильом де Намюр, Ги де Ла Тремуй, Жан де Арпедан, Реньо де Руа, Филипп де Бар и Пьер де Краон.
Король решил было запретить последнему участвовать в рыцарском состязании, поскольку де Краон возбудил против себя всеобщий гнев, но потом подумал, что это расстроит турнир, для которого требовалось четное число участников.
Коннетабля сопровождали всего шесть человек: герцог Беррийский, господин де Бомануар, Жан де Барбансон, Жоффруа де Шарни, Жан Венский и де Куси. Остальные были либо сбиты на землю и не имели права снова садиться в седло, либо коснулись барьера, отступая под натиском противника, и потому считались побежденными. Таким образом, честь победы в первой схватке принадлежала королю, при котором осталось большее число рыцарей.
Пажи и слуги воспользовались перерывом и полили водой ристалище, чтобы прибить пыль. Дамы были этим очень обрадованы, а рыцари, уверенные, что теперь все увидят их доблесть и наградят их рукоплесканиями, воодушевились еще более. Каждый, готовясь к схватке, подозвал своего пажа или оруженосца, чтобы тот осмотрел доспехи, подтянул подпругу у лошади, крепче пристегнул щит.
Сигнал не заставил себя долго ждать: фанфары протрубили во второй раз, взметнулись и застыли копья, и по команде “Вперед, марш!” обе группы, уже уменьшившиеся более чем наполовину, устремились друг на друга.
Все взгляды обратились к королю и Оливье де Клиссону, ринувшимся один на другого. Они встретились на середине ристалища. Король нанес такой сильный удар по щиту противника, что копье его переломилось, однако, несмотря на это, старый воин остался сидеть в седле, только лошадь его чуть осела на задние ноги, но, едва всадник пришпорил ее, она тотчас поднялась. В ответ коннетабль нацелил свое копье, словно угрожая
— Послушайте, Клиссон, — смеясь, сказал король, — если мечом коннетабля вы владеете не более искусно, чем рыцарским копьем, я отниму у вас этот меч и оставлю вам одни ножны. Впредь советую являться на состязания с хлыстом вместо оружия: он сослужит вам ту же службу, что и копье, если вы намерены всегда использовать его подобным образом.
— Государь, — отвечал де Клиссон, — я и с хлыстом в руках пошел бы на врагов его величества и, надеюсь, с помощью Божьей одержал бы над ними победу. Ибо любовь и почтение, которые я к вам питаю, придали бы мне мужества защищать вас точно так же, как они не позволили мне нанести вам удар. А что касается того, как я намерен действовать своим копьем против всякого другого, кроме вас, то, если вам угодно самому судить об этом, смотрите, ваше величество, и смотрите сейчас же.
Действительно, в эту минуту Гильом де Намюр, выбив из седла Жоффруа де Шарни, скакал по ристалищу и взглядом искал, с кем бы еще помериться силами; однако все были заняты, и хоть он имел право прийти на помощь тем из своего отряда, кто в ней нуждался, Гильом де Намюр не допустил такого неравенства. Но тут он услышал голос коннетабля:
— Предлагаю сразиться со мною, если вам это угодно, мессир де Намюр!
Знаком дав понять, что принимает вызов, Гильом де Намюр привстал на стременах, взял копье на изготовку, подобрал поводья и устремился на де Клиссона, который пустил лошадь галопом, чтобы противнику пришлось скакать не более половины расстояния. И они сошлись.
Де Намюр направил острие своего копья прямо в шлем де Клиссона, причем настолько точно, что попал в щель и шлем свалился с головы коннетабля. В ту же минуту де Клиссон копьем нанес удар в щит своего противника. Гильом де Намюр был отличным всадником и остался в седле, но сила удара оказалась столь велика, что у лошади его лопнула подпруга и он вместе с седлом откатился шагов на десять. Со всех сторон раздались рукоплескания, дамы махали платками. Удар мессира Оливье и впрямь был отличный.
Де Клиссон даже не успел потребовать другого шлема: он видел, что его небольшой отряд не сумел овладеть преимуществом и его сильно теснит противник; рыцарь с непокрытой головой бросился в самую гущу боя. Он сломал свое уже видавшее виды копье о шлем Жана де Арпедана, одним ударом сбил с него шлем и, обнажив шпагу, стал так сильно атаковать, что Жан де Арпедан и опомниться не успел, как уже коснулся барьера. Тогда только коннетабль окинул взглядом поле сражения. Всего два всадника еще вели бой друг с другом: это были де Краон и де Бомануар. Король же был теперь лишь зрителем и после схватки с де Клиссоном участия в битве не принимал. Коннетабль последовал этому примеру и ожидал исхода сражения между последним своим рыцарем и его противником. Складывалось впечатление, что перевес на стороне де Бомануара, но внезапно шпага его сломалась о щит де Краона. Так как сражаться разрешалось лишь копьем и шпагой, а де Бомануар этого оружия уже лишился, он, к своему великому отчаянию, принужден был сделать знак рукой, признавая себя побежденным. Пьер де Краон, полагая, что на поле битвы он остался один, обернулся назад и в десяти шагах от себя внезапно увидел де Клиссона, давнего своего врага, который, смеясь, смотрел на него: кто станет победителем этого дня, должен был решить поединок между ними.