Избавление
Шрифт:
– А что, если нам не поверят? Что мне сказать, когда этот красномордый коротышка начнет меня расспрашивать опять: где же мы все-таки потеряли ту байдарку? Ведь сначала я ему сказал, что мы потеряли ее в последних порогах.
– Скажи ему – и говори это всем, – что он тебя неправильно понял. Кто-нибудь еще был при вашем разговоре?
– Нет. Я не думаю, что нас еще кто-нибудь слышал.
– Это хорошо. И, насколько я помню, тому первому полицейскому я ничего об этом не говорил. Скорее всего, он тебя об этом уже не будет спрашивать, а придет сюда и начнет расспрашивать меня. А я ему изложу все как надо. Я готов встретиться с ним. Я очень
– Что-нибудь еще будем менять в рассказе?
– Насколько я понимаю ситуацию – нет, не будем, – ответил я.
– А все-таки, Эд, что, если нам не поверят? Что, если полиция будет сомневаться в правдивости нашего рассказа и отправится вверх по течению искать всякие там свидетельства?
– Ну, в таком случае, как я уже сказал, у нас могут возникнуть неприятности. Но я не думаю, что полиция что-нибудь пронюхает. Вспомни – позавчера мы прошли сквозь такое количество этих блядских порогов, что могли перевернуться в любом из них. А там, где был убит Дрю и где мы притопили тело того типа, стены ущелья были самыми крутыми и высокими. Добраться туда можно либо плывя вниз по течению, как плыли мы, либо двигаясь вверх по реке, против течения. Представляешь, что значит добраться туда против течения? Проходить все эти пороги и при этом искать, обшаривать реку, метр за метром. На это уйдет не один день! Отправлять такую поисковую партию только потому, что кто-то там не поверил рассказу потерпевшего? Никто этим не будет заниматься. Моторная лодка там не пройдет, обыкновенная лодка не проскочит по тем местам, где мелко. Значит, остается одно – плыть на лодках вроде наших байдарок вниз по течению, проходить сквозь все те же пороги. А ты сам прекрасно знаешь, что это значит. Ты хотел бы все это повторить? Им придется подвергать свою жизнь опасности, и ради чего? К тому же, как можно проноситься сквозь все эти пороги и одновременно что-то искать?
– Ну, можно искать там, где течение не такое бурное. А Дрю лежит на дне как раз в таком месте.
– Правильно. В одномиз таких мест. Но в каком именно?
– Ладно, – сказал Бобби. – Кажется, все будет нормально.
– Есть еще один способ подобраться к тому месту – спуститься со скалы. Но для этого нужно организовать целую скалолазную экспедицию. А кто захочет лазить по той скале? Даже если кому-нибудь такая мысль и придет в голову, никто за это не возьмется.
– Ну, а что, если они все-таки выйдут на то место наверху? Там же остался кусок твоей веревки. Так или нет?
– Очень маловероятно, что они попадут именно на томесто. Веревка, действительно, оборвалась, но у самой верхушки скалы. Нет, того места не найдут. До той веревки уже никому не добраться.
– Ну что, вроде все?
– Да, все, кроме одного. Помни: ни на реке, ни в лесу мы никогоне видели с того самого момента, когда отплыли из Оури. Ни одного человеческого существа. Это самое важное. Это самое важное. Только так и никак иначе. Ни-ко-го.
– Можешь быть спокоен, я только так и буду говорить. Мы никого и не видели... О Боже, как бы я хотел, чтобы нам действительно никто не повстречался!
– А нам никто и не повстречался. Тут есть еще одно обстоятельство, оно меня немного беспокоит. Не исключено, что полиции сообщили о том, что пропали люди. И может быть, кто-нибудь знает, куда именно эти люди направлялись. Но по сравнению с другими –
– Ну, может быть, кому-то и придет.
– Правильно, кому-то, может быть, и придет. Но если даже этот «кто-то» знает, куда они собирались, или знает, в каких приблизительно местах болтались, то нам что до этого? С этим мы ничего поделать не можем. Тут нужно надеяться просто на везенье. И я чувствую, что везенье на нашей стороне. Шанс, что все обойдется, достаточно велик.
Бобби рассмеялся, и на этот раз смех был искренним.
– Как ты думаешь, в этой комнате установлены «жучки»? Может быть, нас подслушивают?
– Никаких «жучков» здесь нет, – сказал я, – но сама по себе мысль очень своевременна, приятель.
Я снял теннисные тапочки, в носках бесшумно подошел к двери и прислушался.
– Говори что-нибудь, – прошептал я, повернувшись к Бобби. – Говори чего-нибудь и дай мне время послушать.
Я стоял у двери и прислушивался, не услышу ли тихое дыхание, тихий свист воздуха, когда дышат через нос, – и мне показалось, что я что-то услышал. Но если слишком напряженно прислушиваться, то можно услышать дыхание где угодно. Но то, что я слышал, нельзя было бы с уверенностью назвать чьим-то дыханием. Ну, по крайней мере, мне так казалось. Я ухватился за ручку и резко открыл дверь. Никого. С лестницы ничего не слышно? Нет, не слышно, я был уверен в этом. Ничего.
Я повернулся к Бобби и жестом показал – все в порядке.
– Я буду у себя в номере, – сказал я. – А ты пойди, купи одежду, а потом мы отправимся в больницу. Льюис наверняка еще в отключке, и в любом случае я не думаю, что к нему будут особенно приставать с вопросами. Но нам все равно нужно попытаться сообщить ему об изменениях в нашей версии. И спросить, что он помнит о ее первом варианте.
Я вернулся в свой номер, стянул свой изорванный комбинезон и улегся в кровать. Мне хотелось побыстрее встретиться с местным шерифом, если тот тип, который расспрашивал Бобби о лодке, был действительно шерифом. Кто бы он ни был, я был готов к его вопросам, сколько бы он ни строил из себя провинциального детектива. Пускай попробует вывести нас на чистую воду!
Солнце стояло довольно высоко в небе. Я стащил с себя одеяло. Я чувствовал еще некоторую усталость, но яркий солнечный свет отгонял сонливость. Мне, раненому, было приятно лежать в постели и чувствовать, как возвращаются силы. И не так уж сильно я ранен. Швы крепко сжимали рану. А силы все прибывали. Да, хорошо...
Бобби вернулся с купленной одеждой. Я натянул на себя голубые джинсы – странно было ощущать, что они сухие, – рабочую рубашку, грубые башмаки, какие носят фермеры; при каждом шаге я чувствовал, как они соединяют меня с землей. Хотя башмаки были очень тяжелыми, я уже не ощущал усталости, и мне было довольно приятно поднимать ноги, обремененные тяжестью.
Я взял свой комбинезон, скомкал его. И мы с Бобби, одетые как типичные фермеры, спустились по лестнице на первый этаж. Было восхитительно чувствовать на себе сухую одежду.
Хозяйка гостиницы, которую раньше назвали бы постоялым двором, занималась уборкой.
– Я не знаю, куда это выбросить, – сказал я. – Вы не поможете?
И протянул ей свой свернутый комбинезон, весь измазанный высохшей кровью.
Она взглянула на меня:
– Помогу. Это, действительно, остается только выбросить.