Избавление
Шрифт:
– Приехали, дружище, – сказал доктор. – Не делайте резких движений. Корнелиус вам поможет. А мы пока займемся вашим другом.
Я снова ухватился за водителя; мы прошли сквозь стеклянные двери, потом двинулись вверх по пандусу, вошли в бесконечно длинный, просторный коридор. Окно в его дальнем конце выглядело как кадрик микрофильма.
– Вторая дверь направо, – сказал водитель, и мы направились к этой двери.
Вошли. Я безвольно опустился на белую пружинистую поверхность медицинской кушетки, подминая под собой простыню. Через пару минут принесли Льюиса, но в
Врач вернулся ко мне, ступая неслышно.
– Ну, посмотрим, что у нас там такое, – сказал он. – Вы можете приподняться, хоть чуть-чуть? Эта молния еще расстегивается?
– Наверное, – пробормотал я.
Я попытался принять сидячее положение – у меня это удивительно легко получилось. Мне даже удалось быстро расстегнуть молнию свободной рукой. Он снял мои теннисные тапочки и я, извиваясь, выполз из остатков комбинезона. Мои трусы, засунутые в рану, присохли к ней, как и кусок нейлона, которым я обвязался. Но врач, взяв какую-то бутылочку, полил все это жидкостью, не причинившей никакой боли, и трусы стали отставать от раны. Он бросил все мои вещи в угол и занялся раной.
А в ней что-то продолжало размягчаться – либо материя, либо моя плоть стали выходить из меня кусочек за кусочком. Врач бросал их куда-то под стол, на котором я лежал. Я не мог припомнить, видел ли что-нибудь под столом в этой пустой комнате, когда только вошел. Мой бок стал дышать, будто ртом – рана не ныла уже так сильно, в ней появилось какое-то необычное ощущение: казалось, она открылась значительно шире, чем была.
– Боже праведный! – воскликнул врач. – Что вам так изрубило бок? Такое впечатление, что сюда несколько раз ударили острым тесаком.
– Неужели?
Затем врач спросил более профессиональным тоном:
– Как это получилось? Что могло нанести такое ранение?
– Понимаете, мы собирались немного поохотиться на оленей. С луком, где-нибудь в диких местах, в лесу, по берегам реки. Хотя это официально и не разрешено, – стал рассказывать я. – Я знаю, это нехорошо, но мы все-таки хотели поохотиться. У нас не было бы времени отправиться на охоту в сезон, когда разрешено, и поэтому мы решили попробовать сейчас.
– А как же это вам удалось подстрелить себя стрелой? Я и не представлял, что такое бывает.
Разговаривая со мной, он не прекращал работу, заглядывая мне в рану, в мою кровь – спокойно, уверенно.
А я продолжал рассказывать спокойным голосом:
– Видите ли, когда мы переворачивались, лук со стрелами был рядом со мной, и я успел схватить его. Мне не хотелось оставаться в лесу – я имею в виду, на реке, но лес там везде подходит прямо к берегу, – совсем без оружия. Одна стрела изрезала мне всю руку.
Я поднял руку и показал врачу порезы. Эту руку действительносильно изрезали стрелы.
– Ну, а потом я налетел на какой-то камень. Почувствовал, что мне что-то всаживается в бок. Лук я потерял. Куда он потом девался, не знаю. Смыло,
– Могу вам сказать, что первоначальная рана была просто резаная, – сказал врач, – а потом ее сильно что-то покромсало, будто по ней проехались несколько раз пилой... В ране есть следы какого-то постороннего вещества, и мне придется все это вычистить.
– На стрелах были пятна краски, для камуфляжа, – объяснил я. – Я думаю, часть этой краски облезла прямо в ране. А может быть, туда попало что-нибудь еще. Бог его знает, что там еще может быть.
– Мы все вычистим, – сказал врач. – А потом зашьем вас. Будете как стеганое одеяло. Хотите выпить?
– Да, неплохо бы, – сказал я. – У вас есть виски?
– Что-нибудь другое найдется, а вот виски – нет. Его вам придется пить где-нибудь в другом месте, – сказал врач. – С виски у нас туго. У нас в графстве сухой закон.
– Вы хотите сказать, что у вас в больнице не найдется самогонного виски? Как можно жить в таком месте? И вообще – что происходит с северной Джорджией?
– Нет, самогона у нас нет. Мы постоянно всех предупреждаем, чтобы не пили его. В том виски, которое здесь гонят, много солей свинца.
Врач сделал мне укол в бедро и снова принялся за рану. Я посмотрел в окно, но там были видны лишь краски угасающего дня – различные, постоянно меняющиеся оттенки зеленого.
– Хотите у нас провести эту ночь? Места предостаточно. Собственно говоря, в вашем распоряжении вся больница. Такой возможности у вас больше не будет, это я могу вам гарантировать. Здесь у нас спокойно. Никаких вам подстреленных фермеров. Никого, кого бы помял трактор. Никого, сидящего на капельнице и глюкозе после автомобильной аварии. Пьяных у нас на дорогах нет. В больнице сейчас никого нет, кроме вас, вашего приятеля и еще одного мальчика – того укусила змея. Завтра мы его выпишем. Яд у мокасиновой змеи не такой уж сильный.
– Нет, спасибо, не останусь, – сказал я (хотя если бы я знал, что мне нужно было побыть рядом с Льюисом, остался бы). – Зашейте меня, а потом расскажите, где у вас тут что-нибудь вроде гостиницы – переночевать. Мне хочется позвонить жене, поговорить с ней, и еще побыть одному. А спать в больничной палате мне совершенно не хочется. Я бы остался в больнице только, если бы это было совершенно необходимо.
– Вы потеряли много крови. Вы будете чувствовать большую слабость.
– Должен вам сказать, что я чувствую слабость уже давно. Дайте мне какое-нибудь лекарство, на ваше усмотрение, и я не буду вам больше надоедать.
– Я отправил вашего друга, ну, того, что стоял рядом с лодкой, в гостиницу «Виддифорд». Это в центре города. Обслуживание там хорошее. Но будь я на вашем месте, я бы остался сегодня на ночь здесь.
– Нет, нет, спасибо, – поблагодарил я. – Со мной все будет в порядке. Скажите, пожалуйста, полиции, где меня искать. Если можете, отвезите меня в гостиницу – и займитесь Льюисом.
– С ним сейчас другой врач. Насколько я могу судить, перелом очень сложный. Можно считать, что ему повезло, если перелом не осложнится гангреной. Перелом пренеприятнейший.