Избрание сочинения в трех томах. Том второй
Шрифт:
Катя плакала все сильней. Невольно, не замечая этого, заплакала вместе с ней и Тоня. На плач пришла соседка.
— Что случилось, девочки? Что такое? — спросила она.
Тоня только махнула рукой, и соседка ушла, поняв, что она тут лишняя и ничем помочь не может.
— Поедем, Катюша, к нам, — уговаривала Тоня, когда все немножко улеглось и успокоилось. — Нельзя тебе жить одной. Страшно одной. Поедем, Катюша? И мама будет рада, и все.
Тоня совсем не знала, будет ли рада Агафья Карповна, если она привезет с собой Катю, но ей хотелось помочь Кате.
— Что ты, Тонечка! — ответила Катя. — Спасибо тебе за хорошие слова, но я отсюда никуда не поеду. Могла бы ведь к
— Нет, не одна! — запальчиво, воскликнула Тоня. — Нет, ты не будешь одна. Не будешь!
3
В одно из июльских воскресений к Зине зашел Алексей. В белом, первый раз надетом кителе, в «капитанке», тоже с белым по–летнему верхом, в начищенных до зеркального блеска ботинках, загорелый, он показался Зине таким красивым, что она смотрела на него во все глаза, даже и не скрывая своего восхищения.
— Вам бы только на капитанском мостике стоять, Алексей Ильич! — сказала она. — Капитан Журбин!
— Как вы насчет футбола, Зинаида Павловна? — спросил польщенный Алексей. — У меня билеты есть.
— Вот уж не знаю, как я насчет футбола. Никогда не была на футболе. А по радио слушала. Очень смешно…
— По радио игру мастеров передают. К нам ездят только команды по классу «Б». Сегодня наши заводские с калининградской командой играют. Пойдемте. Места хорошие, на центральной трибуне.
— С удовольствием, Алексей Ильич. Вот спасибо вам! А то я совсем не знала, что мне сегодня делать, чем заняться.
Зина затворилась в другой комнате, где у нее была спальня, и вышла оттуда нарядная не менее Алексея. Высокая пышная прическа, пестрое в неярких цветах платье, новые туфли на тонких каблучках, подобно кителю Алексея надетые в первый раз. Алексей увидел вдруг то, чего никогда не замечал: глаза у Зины голубые, а Зининой фигуре может позавидовать даже Костина Дуняшка. Он хотел сказать: «Какая вы красивая, Зинаида Павловна!», но подумал о Кате и не сказал, — Катя была красивей.
На городской стадион можно было попасть двумя путями. Один — ехать троллейбусом до центра и там пересесть на трамвай или на автобус. Или же идти пешком, окраинными полевыми дорогами — километра два от Веряжки.
Времени оставалось немного, и Алексей сказал, что все–таки лучше идти пешком, быстрее. Они пошли, Зина спрашивала по дороге:
— А вы играете в футбол, Алексей Ильич?
— Нет. Я гимнастикой занимаюсь. На снарядах. У нас в семье только один футболист: Антон. Он здорово играл до войны. Теперь, конечно, не может из–за ноги. У нас все разные. Костя — тому яхты подавай, велосипеды. Один раз он поехал на велосипеде с лыжного трамплина. Ему тогда шестнадцать лет было.
— Зимой поехал?
— Нет, почему зимой? Летом. Еле жив остался. Мама, как узнала про это, — сломаю, кричит, велосипед, выброшу на помойку. А батя только посмеивается. Батя любит смелых. Он говорит: мужчина должен быть мужчиной, а не ба… извините, Зинаида Павловна… а не женщиной. Он сам плавать нас всех учил, даже Тоньку. Кинет в воду, как щенка, и будь здоров!
— А Виктор Ильич? Он тоже занимается физкультурой?
— Виктор? — Алексей вспомнил наказ отца отговорить Зину от увлечения Виктором. — Нет, — сказал он, презрительно махнув рукой. — Виктор у нас шляпа. Он в неаполитанском оркестре играл вместо физкультуры. — Этого Алексею показалось мало. Он добавил: — Шляпа и растяпа.
— Неправда! — воскликнула Зина. — Неправда.
— Я-то лучше знаю. Я ему брат.
— Значит, худой брат, если так говорите!
Зина насупилась. Она не могла позволить, чтобы оскорбляли
Они поднялись на трибуну, на них оглядывались: пара была слишком заметная, чтобы не оглянуться. «Алешка–то Журбин, — перешептывались, перемигивались заводские ребята, — инженершу подцепил! Ловкий парень». Ловкий парень, а с ним и Зина слышали эти шепотки, но Зине было не до них. Зина только и думала о том, как избавиться от нестерпимой боли. Она придумала. Одернула платье пониже, сняла туфли и спрятала их под скамью. Наступило такое блаженство, что Зина даже зажмурилась, и только после этого стала осматривать зеленое поле, трибуны, заполненные зрителями, своих соседей.
— Какой хороший стадион! — сказала она. — Я бывала на физкультурных парадах, когда в институте училась, на ленинградском стадионе «Динамо». Почти такой же.
Над головами щелкало от ветра голубое полотнище флага, ветер пролетал по трибунам, летний, теплый, развевал платки, ленты шляп. Зина мысленно снова поблагодарила Алексея за то, что он пригласил ее сюда. Она не знала, что это Тонина выдумка, что именно Тоня заставила Алексея повести Зину на футбол. «Ей скучно, — говорила Тоня утром. — Сидит одна да одна. Как не стыдно, Алеша, только о себе думать». Алексей сопротивлялся: «Пойди сама». — «Пошла бы, да ты же знаешь, куда мне надо ехать». Алексей знал: в подсобное хозяйство, навестить Катю.
Футболисты выбежали двумя цепочками — в голубых и в красных майках, выстроились кругом в центре поля, о чем–то там поговорили; потом, тоже бегом, рассыпались по всему полю, в воротах встали вратари: один, весь в черном, длинный, мрачный, застыл на месте, скрестив руки; другой — маленький, шустрый, заметался от штанги к штанге, он прыгал и суетился, даже когда мяч был возле ворот противника.
Зина не сразу разобралась — кто и куда должен был гнать мяч. Но когда разобралась, игра стала для нее интересней, она то и дело хватала Алексея за локоть, за плечо: «Это же неправильно, Алексей Ильич! Тот, справа, ударил рукой, а судья не видит!», «Алексей Ильич, за что нашим штрафной? Играли как полагается. Не понимаю». Вокруг кричали: «Судья подсуживает динамовцам!»; «Тама!» — ревели мальчишки, когда мяч оказывался в сетке. «Коля, Коля, жми, родной! Эх, мазила!» Алексей не шумел, не кричал, только по его лицу, напряженному, непрерывно–менявшему выражение, было видно, что и он не на скамье зрителей, а на поле, среди защитников, полузащитников и нападающих. Если бы с помощью какого–нибудь аппарата можно было делать видимыми мысли болельщиков, а тела их невидимыми, то оказалось бы, что трибуны во время футбольного матча стоят пустые, зато на поле вокруг мяча происходит невероятная свалка, в которой участвует несколько тысяч мужчин, женщин, ребятишек — директоров, милиционеров, бухгалтеров, слесарей, хлебопеков, часовщиков, пяти– и десятиклассников. Были в этой свалке и Зина с Алексеем.
В перерыве Зина не пошла гулять, — боялась надеть туфли. Сказала Алексею, что хочет посидеть, устала. Алексей принес ей мороженое в бумажном стаканчике.
Но если можно было не трогаться с места во время перерыва, то когда матч окончился, хочешь не хочешь, а встать и идти надо. Зина попробовала надеть туфли, — не могла. Алексей понял, в чем дело. Он сказал:
— Снимайте чулки и шагайте босиком.
— Неудобно.
— В таких железных сапогах ходить — действительно неудобно. Босиком очень удобно. Хотите, тоже разуюсь, из солидарности?