Избранная проза, Басё Мацуо

Избранная проза

на обложку

Басё Мацуо

Шрифт:

Пришла монахиня Уко312, она хочет посмотреть на праздник в северном Сага313.

Из столицы вернулся Кёрай. Прочел строки, которые сочинил по дороге сюда:

Друг друга тузят

Мальчишки им точно по росту

Поле пшеницы314

Хижина Осыпающейся хурмы не обновлялась с тех пор, как была построена при прежнем хозяине, и кое-что уже обветшало. И все же

нынешнее печальное запустение трогает душу куда больше, чем былое благополучие. Покрытые резьбой балки и расписные стены искорежены ветрами, пропитаны влагой дождей, причудливых форм камни и диковинных очертаний сосны исчезли под разросшимся хмелем, но перед бамбуковым настилом галереи благоухает покрытое цветами мандариновое деревце юдзу:

Цветы мандарина.

О прошлом, верно, тоскует

Зала для трапез...

Кукушка.

Проникает в чащу бамбуковую

Лунная ночь.

Монахиня УКО

Я снова приду.

К тому дню подрумяньте ягоды,

Горы Сага.

Жена старшего брата Кёрая прислала нам сладости и разные коренья. Сегодня ночью супруги Бонте остались ночевать, так что под одним москитным пологом пришлось лечь впятером - голова к голове, спать в такой тесноте было трудно, и едва перевалило за полночь, все поднялись и, вытащив приготовленные на следующий день сладости и чарки, оставшееся до рассвета время скоротали в беседе. Как-то прошлым летом мы заночевали в доме Бонте и оказалось, что под одним пологом, покрывавшим площадь в два дзе315, собрались люди из четырех провинции316. Вспомнив теперь сложенные в тот раз строки: «В четырех головах - разные мысли // И сновидений // Четыре вида317» - мы развеселились. Когда рассвело, УКО и Бонтё вернулись в столицу. Кёрай же остался.

21-й день

Вчера ночью не спал, настроение скверное, да и погода - не то что вчера: небо хмурится с самого утра, временами принимается идти дождь, поэтому весь день провел в постели. Когда смерклось, Кёрай ушел в столицу. Вечер скоротал в одиночестве, а поскольку целый день лежал, то ночью не смог заснуть, и истомленный бессонницей, извлек свои старые записи, сделанные еще в Призрачной обители, и принялся их переписывать набело.

22-й день

С утра шел дождь. Сегодня никто не приходил, от скуки записывал всякие пустяки, просто так, чтоб развлечься. Вот кое-что из записанного:

Душой соблюдающего траур владеет печаль, душой пьющего вино владеет радость. Когда преподобный Сайге сложил: «Тишина и покой. //И когда б не они...»318 , его душой владели тишина и покой. Еще он сложил:

В горную келью

Кого ты еще зовешь,

Зовущая птица,

Ведь я собирался

здесь

В одиночестве жить...

Нет ничего более приятного, чем жить в одиночестве. Отшельник Тесе319 говаривал: «Ежели гость обретает полдня покоя, хозяин теряет полдня покоя». Содо всегда восхищается этими его словами. Я тоже сложил как-то, когда в одиночестве жил в одном монастыре:

Тягостно жить,

Подари мне покой одиночества,

Кукушка,

К вечеру пришел посланец с письмами от Кёрая. Оказывается, в столицу из Эдо вернулся Отокуни320 и привез с собой множество писем от моих старинных друзей и учеников. Меж ними было и письмо Кёкусуя321, в котором тот писал, что навестил оставленную мною Банановую хижину и встретился с Соха322.

Кто-то в прежние дни

Мыл здесь кастрюли. Цветут

фиалки в траве.

Еще он писал:

Мое жилище длиной примерно в два лука325, рядом не видно никакой зелени, кроме одного-единственного клена.

Коричневеют

Почки на клене, но и им

Красоваться лишь миг.

А вот что написал Рансэцу324:

Вараби.

Выбираю из сора бережно

Расточки дзэммай.325