Избранница Хозяина холмов
Шрифт:
Принц подошёл и остановился напротив. Отец рядом со мной ощутимо насторожился, оглядывая его высочество, словно ждал чего-то особенного. И тот не разочаровал. Чётким и плавным движением, словно срезал стружку с гладкого дерева, он снял с пояса висящий на нём топор и вдруг протянул оголовье в мою сторону.
— Могу я попросить вашего благословения и милости, ниэннах? — проговорил он громко, чтобы слышали все. — Перед битвой, в которой я хочу отстоять свою правду. Из которой хочу выйти живым.
У меня ещё никогда не просили милости ни на одном турнире, где мне удалось побывать. Думается, попросту все рыцари боялись отца. Потому сейчас я даже растерялась, глядя в решительно твёрдое лицо принца. Он смотрел на меня так неподвижно, что у меня вновь загорелись губы.
Я почти бездумно вытянула одну из лент, что держали мои забранные сложными косами волосы. Встала и, приблизившись к Атайру, повязала её на рукоять топора.
— Вы можете рассчитывать на мою милость, ваше высочество, — проговорила, закрепляя её так надёжно, как могла. Синий шёлк ярко загорелся на грубом дереве.
— Благодарю, ниэннах, — всё так же ровно ответил принц.
И вдруг сделал то, чего от него явно никто не ожидал. Он придвинулся ко мне ещё ближе, склонился и коротко, но уверенно и жарко прижался губами к моим губам. Ахнули не все, но многие. Зашептались то ли одобрительно, то ли нет — сейчас я не могла понять, потому что просто слышала всё словно через толщу воды.
— Мне казалось, того, что было тогда, достаточно, — проговорила глухо, чтобы никто больше не услышал.
— Вам же не жалко одарить поцелуем, возможно, умирающего? — нарочито бодро парировал Атайр и пошёл прочь, на ходу освобождаясь от рубашки.
Как он вообще может шутить такими вещами! Я ещё некоторое время смотрела на его обнажённую, потрясающе широкую и красивую спину, а затем только спохватилась и заторопилась обратно на своё место.
— Что же, я ошибался насчёт тебя и его высочества? — отец всё же соизволил заговорить со мной.
Его голос звучал настолько удовлетворённо, будто я вмиг искупила перед ним все свои проступки. Наверное, застань он меня в постели с Атайром, всё равно не стал бы отчитывать. Самое большее — пожурил бы за то, что я поторопилась.
— Нет, не ошибался, — упрямо возразила я, уже и не зная, что мне делать теперь, после этого нахального и явно показушного поцелуя. То ли злиться, то ли махнуть рукой. — Просто если бы сейчас я одарила его высочество пощёчиной, вряд ли это пошло бы на пользу вашему с королём делу. Верно?
Отец хмыкнул, а я покосилась на него: он смотрел прямо перед собой, казалось бы, совершенно спокойно, и только по тому, как чуть щурился, можно было догадаться, что сейчас он всё же немало тревожится.
— Всё верно, — согласился он. — Ты, оказывается, многое понимаешь. И я рад, что не пытаешься вредить нарочно. Из своей извечной вредности.
Я пожала плечами, решив больше ничего не объяснять. В конце концов, короля Каллума и принца Атайра я успела худо-бедно узнать. И пока они не сделали мне ничего особо дурного. А вот Тавиш Мак Набин, признаться, немало меня пугал. Если он вдруг станет королём, всё наше посольство может обернуться совершенно непредсказуемой стороной. И кто знает, останемся ли мы в живых.
Пока мы с отцом выясняли, что я понимаю, а что нет, воины клана разошлись в противоположные стороны большого двора. Кажется, они уже перестали замечать что-либо вокруг, полностью сосредоточившись друг на друге и на том, что сейчас начнётся. Признаться, среди могучих руэльцев я не сразу разглядела Илари. В одних только штанах, он почти полностью терялся среди них, такой же диковатый и хмурый. Никто не стал заставлять его брать другое оружие, он остался при своём мече, который был чуть шире и короче, чем руэльский, и при похожем на клюв топорике с небольшим молотом со стороны обуха.
И когда все замерли, готовые броситься навстречу противникам, король Каллум встал со своего кресла, установленного в тени полосатого навеса, и провозгласил начало брэрмхика.
Где-то за нашими спинами ударили в щит — и в следующий миг я забыла вдохнуть, потому что воины бросились друг на друга с устрашающим, совершенно безумным рёвом.
Издалека я почти ничего не могла разобрать, настолько всё смешалось. Совершенно одинаковые голые плечи и спины, взлохмаченные головы, перекошенные яростью лица. Кажется, прошло всего несколько мгновений, прежде чем на землю упал первый убитый. На него никто даже внимания не обратил. Толпа сражающихся просто сомкнулась над ним, закишела с большей силой.
Зрители, ненадолго замолчавшие, вновь начали переговариваться между собой. Их голоса смешивались с криками воинов и превращались в один сплошной гул, что наполнял мою совершенно опустевшую голову.
Я, кажется, смотрела вперёд, но ничего не видела, кроме неразборчивого мельтешения тёмных мужских фигур. Не хотелось вглядываться и видеть, что среди тех, кто уже рухнул за землю в лужу собственной крови, есть кто-то, кто мне небезразличен, при всём общем безумстве происходящего. Когда четыре десятка мужчин просто сложат головы на этом поле за то, что можно было наверняка решить переговорами, если бы у короля и его брата было на это желание.
Но нет, они затеяли эту вражду очень давно. И до сих пор, кажется, не могли остановиться. Но только теперь ради своего слова они готовы были пожертвовать и чужими жизнями.
— Люди Каллума берут верх, — глухо донеслись до меня слова отца.
Я повела плечами, которые начало слегка припекать полуденным солнцем. Слабый ветер прошмыгнул по обширному двору, донёс до меня явственный солёный запах крови и острый — пота. Сражающихся становилось всё меньше. Но они схлёстывались и схлёстывались, стремясь убить друг друга.