Избранница Шахрияра
Шрифт:
«Должно быть, неуютно сидеть на троне, уже видевшем могильные стены…» Не успела Шахразада перевести взгляд, как за спинкой кресла открылась дверь и в курительную вошел принц Шахрияр.
«Аллах великий, – пронеслось в голове девушки, – как же непохожи братья!»
Действительно, сыновья халифа совсем не походили один на другого. Старший, Шахрияр, был подобием отца – высокий, крупнокостный, черноволосый, с суровым неулыбчивым лицом. Младший же унаследовал внешность матери, уроженки полуночных провинций страны Ал-Лат. Он был
– Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного! – произнесла она вполголоса и поклонилась.
Шахрияр поднял бровь: не так должны ему кланяться наложницы, не так говорить!
– А ты совсем не боишься меня, красавица? – вместо ответа спросил принц.
Шахразада подняла глаза и взглянула в лицо Шахрияра:
– Почему я должна тебя бояться, повелитель?
– Но ты первая из девушек, что разделяли со мной печаль сумерек, которая не заливается слезами, не просит о пощаде.
– Должно быть, они не умели разделять печаль сумерек должным образом. Потому и плакали.
– А ты умеешь «должным образом» разделять тишину ночи?
Что-то в голосе Шахрияра заставило Шахразаду помедлить с ответом. Быть может, принц желал узнать, сколь сведуща девушка в любовной игре, быть может, пытался запугать ее… Однако сейчас дочери визиря следовало вести себя так, как не вела себя ни одна из тех, кто уже входил в эту комнату.
– Да, мой принц, – тихо ответила Шахразада. – Я могу сделать так, что сумерки не будут печальными, а ночь не станет молчаливой. Ибо каждый миг нашей жизни удивительно прекрасен, и я знаю ему цену.
Должно быть, каждый из них все же говорил о своем. И потому Шахрияр услышал лишь то, что желал услышать.
– Да, мне говорили, что ты умелая сказительница. Даже мой брат убеждал меня, что нет на свете такой истории, какую ты бы не знала.
– Это правда, мой государь.
Шахрияр зло рассмеялся:
– Это ложь, женщина. Нельзя знать всего!
– Однако можно стремиться к этому… – потупила взор Шахразада.
Двое по-прежнему стояли посреди полутемной комнаты. Любому, кто взглянул бы на них со стороны, стало бы ясно, что перед ним не мужчина и женщина, не повелитель и наложница, а бойцы, которые меряются незримой силой. И победа, похоже, на стороне невысокой, но гордо выпрямившейся девушки, которая не отводила взгляда от исказившегося лица принца, не дрожала от его громового голоса.
Должно быть, возможность этой победы ощутил и Шахрияр.
– Да будет так, моя непонятная гостья…
Он опустился на подушки и жестом пригласил Шахразаду сделать то же самое.
«Да, мой повелитель, ты и в самом деле боишься трона мертвецов», – мысленно улыбнулась Шахразада. В этот миг она перестала видеть перед собой монстра: перед ней был высокий, о да,
Она легко опустилась на подушки и вновь взглянула на принца. Тот смотрел в темнеющее окно.
– Должно быть, мой господин, темнота страшит тебя, сумерки удручают…
Шахрияр рассмеялся, но странным был этот смех: от него веяло холодом и болью.
– Ты все спутала, глупая женщина. Это ты боишься темноты, это для тебя сумерки таят угрозу.
Шахразада молчала. Она если и не поняла, то почувствовала, что ее поведение удивляет принца и он чувствует себя не в своей тарелке. И решила, что самым мудрым будет продолжать удивлять Шахрияра, пусть даже одним своим молчанием.
Принц же продолжал:
– …А меня темнота радует. Ибо вскоре наступит утро, и я вновь стану самим собой…
Шахразада молчала. О, она прекрасно поняла, что имел в виду принц! Но промолчала.
– Однако оставим глупую болтовню… Ответь мне, почему ты не льешь слезы?
Уклониться от прямого ответа было нельзя, но и правдиво отвечать на него не следовало. И Шахразада выбрала только половину правды.
– Потому, мой повелитель, что слезы делают меня некрасивой. Но я не могу себе позволить такого неуважения, ведь ты, владыка, должен видеть вокруг лишь красоту, твое сердце не должны ранить боль и страдания.
И вновь Шахрияр услышал лишь часть слов.
– Так ты не хочешь предстать уродиной? И не боишься, что можешь не увидеть завтрашнего дня, если прогневишь меня?
– О да, мой владыка, я не хочу предстать уродиной. Хотя, конечно, боюсь прогневить тебя. Но на все в этом мире воля Аллаха, и, если он рассудил так, мне останется покориться этой воле…
«Молодец, сестричка! Не сдавайся! От удивления принц, должно быть, просто язык проглотил». Безмолвная речь Герсими заставила Шахразаду едва заметно улыбнуться.
Шахрияр замолчал, разглядывая свою странную гостью. Она не боялась его, ибо чувствовала над собой власть самого Аллаха всесильного. «Да, братишка не соврал – предо мной необыкновенная девушка. Аллах всесильный, быть может, она станет моим спасением. А если нет…»
Жестокая ухмылка искривила губы принца. Но Шахразада сделала вид, что не заметила ее. Она по-прежнему молчала, и молчание это затягивалось. Выглядело все так, что это принц не находит слов должным образом ответить дерзкой девчонке.
Наконец Шахрияр промолвил:
– Да будет так, дерзкая… Однако я все же властвую сейчас над тобой и потому приказываю: сделай этот вечер для меня необыкновенным. Чтобы я запомнил каждый его миг.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – Шахразада чуть склонила голову. И вновь это не выглядело рабской покорностью.
Кто знает, чего ожидал принц. Быть может, того, что девушка начнет сбрасывать с себя одежды. Или вытащит из складок платья кинжал, или попытается выброситься из окна…