Избранница Тьмы. Книга 2
Шрифт:
Это было и так понятно по малому возрасту. Уж чрезмерно бросалось в глаза её неприкрытое желание нравиться стражу. Я ей тоже, похоже, не слишком понравилась и верно не только потому, что я девушка из особого рода: с каждым мигом в каждом её направленном на меня взгляде чувствовалось всё больше холодности и подозрительности. И не безосновательно с учётом того, что только недавно произошло между мной и исгаром на постоялом дворе Йенса. И от этого мне стало ещё противнее, хотелось поскорее отмыться от этого ощущения — быть выставленной на осуждение. Маар спокойно за мной наблюдал, и при каждом обращении его чёрных глаз на меня я загоралась ещё больше. Он напоминал ту буйную близость, жёг, разве что одежда на мне не дымилась. И Маар похоже нисколько не опасался обиды своей собеседницы.
И чем больше я об этом думала, тем глубже и больнее осиное жало впивалось в меня.
Я фыркнула и отвернулась. Вот и славно, может, страж наконец переключится и хотя бы ненадолго оставит меня в покое. Вот и хорошо. Девушки занялись кройкой, а мне ничего не оставалось, кроме как вернуться к пустующему прилавку, отгоняя лишние мысли, ненужные вовсе. Я устроилась на одном из стульев с удобными мягкими сиденьями, смотрела в полукруглое окно. За то время, пока портнихи возились со мной, уже давно перевалило за полдень, и небо постепенно начало тускнеть. Наверное, та повозка, о которой говорила Реви, так и не прибыла. Мой побег завершился полной неудачей. Хотя хорошее всё же случилось — я не вернусь в Энрейд.
Я поёжилась, ожидание становилось невыносимым, хоть прошло мало времени с тех пор, как они поднялись наверх. Не хотелось оставаться одной в этом незнакомом месте, в груди становилось вязко и горько от всего происходящего. И как назло, обрывки воспоминаний о минутах с Мааром, когда исгар брал меня, горячили и терзали ещё больше, как и то, чем он там сейчас занят наверху вместе с Улрике. Эти мысли выпивали меня до самого дна.
Шаги, наконец, раздались с лестницы. Сначала спустилась Улрике, взволнованная и распалённая. Янтарные глаза полоснули, будто кнутами, когда девушка, увидев меня, вспомнила о моём присутствии. Маар неизменно расслабленный и сдержанный, невозможно по нему что-то прочесть, понять, о чём он думает. Его чёрные глаза облили с головы до ног жидким огнём так, что я не смогла и пошевелиться. Но я всё же поднялась и прошла к порогу — хотелось выйти отсюда поскорее, слишком душно тут было и тесно, невыносимо.
— Благодарю, мэниер, вы можете забрать ваш заказ уже вечером. С радостью буду ждать, — с особым трепетом произнесла хозяйка лавки, судорожно провела кончиком языка по припухшим влажным губам.
Мы покинули лавку, вновь погрузившись в людское море городка Кронвила. Но я как будто находилась в другом месте. Те чувства, что рождались во мне, были странными, не поддавались разумному объяснению, но этот визит оставил самый горький и неприятный осадок, чем что-либо другое сегодняшний день. И я никак не могла отделаться от этой мути в себе и как-то отрешиться. Маар не заговаривал больше со мной. И в самом деле, зачем, ведь я для него всего лишь вещь, игрушка. Необходимость, которая когда-нибудь надоест. Он привёл меня в другой постоялый двор, на двери которого висела табличка с красивыми позолоченными буквами «Золотой вереск». Внутри находились одни лойоны Ремарта. Я выискивала глазами Доната, вспомнив о раненном страже. Его я давно не видела и не знала, что с ним. Маар будто почуял мои мысли о другом мужчине, глянул на меня мрачно. Мне безразлична его злость, но я перестала искать Доната только ради его безопасности.
Мы поднялись на третий ярус. Маар оставил меня в одной из многочисленных комнат. Ожидала, что он запрёт меня, но нет, исгар просто вышел, не сказав ни слова. Его будто занимали какие-то мысли. Неужели они связаны с Улрике? Что она ему говорила? И что их могло связывать, ведь не только постель? Я вновь вспыхнула от злости, прочь гоня мысли о том. А когда стемнело, и нутро «Золотого вереска» наполнилось шумом и зажглось многочисленными огнями лампад, Маар не объявился. Внутри меня потемнело всё, чувства были столь острые и режущие, что я ничего не могла с собой сделать, вспоминая последние слова Улрике, обращённые к стражу — приглашение заглянуть к ней в лавку вечером.
Маар
Маар знал в своей жизни только смерть, кровь и секс. Крови было столь же много, сколько и секса. Вся его жизнь в храме Закатной пустоши похожа на пытку, одну сплошную рану. Жестокость и несправедливость воспитали в нём зверя. Наставники храма взращивали в своих воспитанниках только ненависть, считая это за благодетель. Лучшему доставалось всё, слабые умирали, и о них никто не вспоминал. Звериные законы — естественный отбор. Самым стойким доставались привилегии. Маар никогда не пытался состязаться с другими, он стремился всегда превзойти самого себя, уничтожая в себе жалость и страхи.
Что касалось женщин, то их в храме было слишком мало, только те, кто подрабатывал там в качестве прислуги. Молоденькие девицы сбегали, не выдерживая натиска воспитанников, ведь в приюте жили настоящие «змеёныши», «демонята», как назвали их наставники. Воспитанники извращённые и похотливые, они мучили своих жертв, трахая во все отверстия, разрывая голосовые связки, узкие колечки и дыры. Никто не задерживался, кроме похотливых сук не первой свежести — те выдерживали всё. В обители Маар научился грязному сексу. Его голод раскрывал дикую, безумную фантазию. Ему не хватало, он был всегда голоден, а потому после, когда Маар оказался при дворе его сиятельства, началась бесчисленная череда связей. Маар никогда не думал о потомстве, его у него не могло быть. Однажды колдун, который нашёл его в лесу и подарил жизнь, сказал, что его кровь мертва. Маар тогда не понял его слов. Связи вспыхивали и так же быстро гасли, уходили в небытие, а следом появлялись десятки новых. Маара окружали сочные молодые красавицы. Любая, кого он желал, оказывалась в его постели. Улрике не исключение. Дочь влиятельного управленца Айвина ван Лассена, свободная и независимая Улрике Лассен строптива и свободолюбива, она имела многочисленные лавки едва ли не по всем городам империи. Маар знал, что она в Кронвиле. Зачем она приехала? Ведь нынешней зимой слишком опасно в отдалённых землях империи.
Маару нравилась эта развратница, она отменно сосала, вылизывая его член и яйца едва ли не до глянца, давала трахать свои ягодные губки и розовую щель беспрерывно. Но она давала не только ему. У Лассен было много связей с более влиятельными лицами, с этими старыми извращенцами с вялыми членами. Нет, сейчас Маар её не хотел вовсе, более того, её грязь стала настолько очевидна, как всплывшая тухлая рыба в стоячем запруде, и вызывала презрение. Странно, что раньше он этого не видел, будто ослеплён был чем-то другим. Он бы мог прямо в этой лавке поставить её на колени, намотать её золотые волосы на руку, притянуть к себе и насадить её глотку на свой член, оттрахать, залив семенем её маленький с виду рот. Но он её уже не хотел. Она будто выцвела, в один миг потеряла для Маара былую привлекательность. Более того, её колючее презрение, направленное на ассару, взбесило его — всё в этой подстилке раздражало. За последний год Маар сталкивался с Улрике слишком часто, пока не покинул Навриим. Пока Маар объезжал северные границы, Улрике быстро перебралась под бок. Маар списал бы это на случай, но, когда девица увлекла его на верхний ярус, бросилась на шею, лихорадочно блуждая пальчиками в его штанах, горячо лаская и говоря разные пошлости, Маар исключил всякую случайность. Улрике его боготворила, а он уже давно её выбросил на помойку. Слабовольная вещь, раздвигающая перед ним ноги, пустая внутри и бесформенная, стала ненужной ему, неинтересной.
Маар намеренно привёл Истану к Улрике, он хотел посмотреть, проверить, насколько ассару равнодушна к нему, разбудить в ней хоть что-то. Маленькая ревнивица изо всех сил старалась скрывать свои эмоции, но исгар их считывал мгновенно, видел, как в вечных льдах её глаз вспыхивает ревность. Пусть внутри у неё кусок льда, о который Маар каждый раз резался, кромсая себя в кровь, она делала его живым своей неприступностью, холодностью, и он жаждал оттачивать её раз за разом, чтобы она превратилась в сияющий бриллиант. Бриллиант в помойке гнилых шлюх. Бриллиант, который станет лично его.
Она убила его брата, маленькая девочка с сердцем, полным ненавистью и болью, она — отражение его, мальчика с душою из мрака и тьмы. Тогда, когда Маар вернулся в дом старосты для того, чтобы убить ассару, он умер сам, предав одно из главных своих правил — не щадить. Шед был прав, тот Маар, который был раньше, не вернулся, он умер после того, как взял ассару. Разорвав её девственность, он отдал ей душу. Ассару внутри него, её запах, её тело, сердце, она была в нём, в его мыслях, словах. Его это страшно злило, злило то, что он простил ей, внутри ломался прежний мир, перестраивался сейчас, глобально, широко. Маар хотел побеждать. Пожалуй, это единственное, чего он хотел. Он был достоин того, что мог присвоить. Он был сильнее самого короля с его верными псами. А значит, в праве брать своё. Ирмус это знал. Страж всегда был верен королю, и тот дал ему титул, земли и власть. Дал потому, что увидел в нём не только силу, но и честность — Маар никогда не лицемерил. Но король умер, и на трон вошёл его средний сын Ирмус Младший. Он так же доверяет Маару, но это доверие зыбко и сомнительно, скорее он принял сторону своего отца. Так было удобно для всех.