Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия
Шрифт:
– Да никто тебе не угрожает, – устало возражает Манакриза и подхватывает родителей под руки. – Но если думаешь, что тебя продолжат здесь кормить, когда загуляешь, ты ошибаешься.
– Так ты поэтому меня на растерзание оставила? Чтобы не кормить?
– На растерзание? – переспрашивает Манакриза и, глядя на поджавшего губы Шаакарана, начинает смеяться. – На растерзание…
– Ничего смешного!
– Шаакаран, ты сильный, ты лбом стену проломить можешь и ходишь в броне, которой позавидует любой воин моего клана, а твоими когтями человека выпотрошить – раз плюнуть. И ты мне будешь рассказывать о том, что тебя бедного несчастного отдали кому-то на растерзание? Да тут впору окружающих от тебя защищать, а не наоборот. Так что можешь и дальше сидеть здесь и обиженного из себя изображать – я не верю ни твоим бровкам домиком, ни жалобным взглядам, ни поджатым губкам.
– Я девушек не бью, не царапаю и не бодаю. Что мне толку от моей силы, если я не могу её применить?
– Тогда в случае проблем убегай или улетай, в этом доме тебя никто не тронет, можешь не беспокоиться.
– Лучше назови меня своим мужчиной, чтобы посторонние не зарились.
– Нет, моим мужчиной я назову только того, кто меня победит.
– Хотя бы грелкой, – предлагает Шаакаран. – Я же грел тебя на привалах!
Помедлив, Манакриза вздыхает:
– Если тебя это не обижает, ладно, всем скажу, что ты моя грелка.
– А это должно меня обижать?
В разговор вступает её отец:
– Это значит, что ты слабее моей дочери, но она временно позволяет тебе её ублажать.
Шаакаран задумчиво оглядывает черепа на стенах прихожей. Крепко сбитого хозяина дома, жилистую и хищную на вид хозяйку, стоящую между ними Манакризу.
– Если согласишься на роль грелки, – заговаривает её мама, – то тебе будет очень трудно доказать моей дочери, что ты достоин считаться её мужчиной.
– Мам, я его не интересую, у него другая возлюбленная. Давайте лучше поедим, я жутко проголодалась с дороги.
После всех приключений Шаакаран не сразу вспоминает, о какой возлюбленной Манакриза говорит. С удивлением отмечает, что, в общем-то, уже не против уступить первенство в борьбе за Настю Леонхашарту…
– Сильная возлюбленная? – интересуется мама Манакризы, оценивая ширину плеч Шаакарана и густоту его волос, гладкость кожи – всё свидетельствует о хорошем здоровье, а если учесть высказанную высокую оценку боевых навыков…
– Мам, меня не интересуют непостоянные мужчины, которых вечно надо у кого-нибудь отбивать. Давайте есть.
– И ты должна рассказать, что случилось на задании, – папа крепче обнимает её за плечи. – Мы тебя уже почти похоронили.
– Сначала обед, – просит Манакриза.
Втроём они разворачиваются и направляются к двери в боковой стене. Манакриза оглядывается через плечо:
– Ты есть будешь или дальше обижаться?
– Есть, – Шаакаран вскакивает: обижаться на сытый желудок всегда приятнее.
В небольшом доме семейства Манакризы все стены увешаны трофеями: черепа, оружие, кусочки брони, тонкие металлические пластинки с гравированными надписями. Практически в каждой комнате с узкими окнами-бойницами есть груша для битья или деревянный манекен, или перекладина. У Шаакарана ощущение, что он попал к Баашару в гости, только здесь теснее и электрический свет не такой яркий.
Вслед за хозяином дома и Манакризой он поднимается на второй этаж в комнату с подушками и низким небольшим столом. Папа Манакризы садится во главе, она – по правую его руку, а Шаакарану указывают на место напротив неё.
В молчании они дожидаются, когда хозяйка дома вернётся из комнаты слуг. Она возвращается быстро, и служанка следом за ней несёт поднос с кувшином, стаканами и тарелкой хлебцев с мясной стружкой.
Мама Манакризы садится напротив мужа. Шаакаран скользит взглядом по их лицам, и понимает, в кого Манакриза такая суровая. Впрочем, только её суровость производит на него содрогающее и волосовздыбливающее впечатление, из-за которого Шаакарану хочется спрятаться за её маму или даже папу.
Служанка покидает комнату и закрывает дверь.
– Мы тебя слушаем, дочь, – произносит хозяин дома.
– Это лорд Шаакаран, – представляет она Шаакарана. – Это мой отец воин круга Латорий. Мама – воин круга Нариза. Моё задание провалилось из-за Карадана. Он сговорился с бандой Глазастого, слил им информацию о маршруте и охранению, продал мою жизнь чужаку. Тот похитил меня, утащил в город Шаакарана. Но Шаакаран согласился помочь мне вернуться. Из-за непредвиденной неприятности сейчас он не может вернуться домой, но скоро за ним придут, и он отправится обратно. Я бы хотела, чтобы мы… тоже ушли отсюда.
Только последняя фраза вызывает у родителей Манакризы относительно бурную реакцию: они переглядываются.
– Подробнее, – лаконично просит разъяснений Нариза.
Манакриза кратко, чётко и очень по существу рассказывает о множественности миров, о возможности перебраться в мир под солнцем. Она вынимает из-за пазухи смартфон Шаакарана, включает его и открывает галерею с видами на Нарак и другие миры (Шаакаран не припоминает, чтобы у него хранилось там нечто похожее). Следом за фотографиями идут видеоролики.
Эти люди пугают Шаакарана всё больше – своей реакцией на такое грандиозное расширение обозримого мира: они практически спокойны.
Шаакаран осторожно отодвигается на десяток сантиметров – так, на всякий случай.
– Хорошо, мы подумаем об этом, – подводит итог Латорий. – Что сказал тебе совет сильнейших?
– Они велели привести Карадана. Сейчас он с группой на задании, но так как он знает информацию о других группах, мне выделят команду, чтобы мы отправились за ним, перехватили и выяснили, не слил ли он ещё информацию банде Глазастого. Отправление группы через три с половиной часа.
– Я с тобой! – безапелляционно заявляет Шаакаран.
Родители Манакризы многозначительно переглядываются.
Глава 50
Сама Манакриза только вздыхает.
– Пойду с тобой, – повторяет Шаакаран упрямо.
– Пойдёшь, я и первый раз поняла. – Манакриза откусывает хлебец, свободной рукой наливает напиток из кувшина.
Латорий тоже сам наливает в собственный стакан. А Нариза – себе. Шаакаран, мысленно вздохнув по былым временам, когда ему всё накладывали и наливали, наполняет свой стакан. И за хлебцы берётся. После казавшегося бесконечным путешествия по подземным лабиринтам и ужасной дорожной еды хлебцы на его взгляд почти вкусные.