Избранницы
Шрифт:
— Глядите: «Владзя», — разозлилась Зоська. — Лучше бы сделала, если бы подписалась: «Колдунья».
— Куда она хочет идти кухаркой? В пансионат?
— Как бы не так! Примут ее! Такую лентяйку и недотепу.
Однако Владзя не была такой недотепой, за какую принимали ее сироты. Вскоре после ее бегства Казя вернулась с бойни возбужденная и, ставя на пол бидон, воскликнула:
— Я видела Владку! Она везла изящную коляску с хорошо одетым ребенком и разговаривала с каким-то солдатом.
— Не может быть?! —
— Владка, — подтвердила Казя в задумчивости и с ноткой огорчения в голосе. — Повезло ей. Счастливая.
Об этом Владкином счастье мы много размышляли, не признаваясь в том друг другу. Итак, ленивая ханжа получила место няньки в чьем-то доме. Мы презирали ее, а в душе завидовали ей.
Матушка восприняла сообщение о бегстве Гельки и Владки с одинаковой холодностью и равнодушием. Зато сестра Алоиза не могла удержаться от осуждения.
— Опомнятся, когда будет уже слишком поздно, чтобы зло можно было исправить. Молитесь за них.
Однако за Владку ни одна из нас молиться не хотела. Впрочем, округлившееся лицо, завитые волосы и чулки телесного цвета создавали впечатление, что сама Владка решительно порвала с теми чувствами, которые когда-то побуждали ее лить слезы при виде разбитой молотком фигуры святого отца.
Время неудержимо неслось вперед. Оно пустило в рост невысокие кустики на старом закопанском кладбище, влило жизнь в буйную зелень над могилами и в хвощи за оградой, придало темную окраску листьям на деревьях, а в наших исхудавших телах оживило какую-то теплую грусть, в которой мы сами не давали себе отчета.
Мы стояли в коридоре, наблюдая в окно за ловкими движениями красивого гурала — он колол дрова. Весь двор был залит солнцем; в жиже, вытекавшей из хлева, копошились куры, а громкое пение петуха заглушало щебетание птиц.
— Что это с Сабиной, почему ее нет здесь? — засмеялась Йоася. — Может быть, разлюбила?
— Она теперь каждый день купается в холодной воде. Это делает ее фигуру более изящной.
— Что ей далась ее фигура, когда гурал-то женат? Сам рассказывал, что нынешней зимой женился. Ого! Идет Сабина…
Она прошла мимо нас, не обращая внимания на смешки…
Приближалась троица.
После полудня мы украшали зеленью свой приют. Сестра Алоиза желала, чтобы для вящей славы божьей монастырь выглядел, как живой букет.
До самого ужина Сабина избегала нас, скрываясь в прачечной либо пропадая на чердаке. После ужина девчата расселись за столы и начали штопать чулки.
— Сабина снова исчезла, — захихикала Зоська. — Прячется от нас, как кошка, которая должна принести котят. Пусть только гурал уйдет, увидишь — будет снова реветь всю ночь.
— Он уже уехал. Придет теперь через два месяца — чинить забор. Сестра Дорота мне говорила.
Мы замолчали, поскольку в трапезную вошли матушка и сестра Алоиза. За ними проскользнула Сабина. Мы отложили в сторону чулки и поднялись с лавок. Трудно было поверить, что это наша Сабина. И откуда только взялся у нее этот сосредоточенный вид, такой необычный, что едва ли не вызывал почтение? Хорошо выглаженное и выстиранное платье, заштопанные чулки, начищенные туфли ничем не напоминали тех лохмотьев, в которых она ходила обычно. Матушка встала возле стола малышек и спросила о чем-то маленькую Эмильку. Прежде чем та ответила, Сабина подошла к матушке и, склонившись, поцеловала ей руку. Когда она снова выпрямилась, все мы поняли, что сделала она это не из покорности и боязни, а только потому, что не знала, с чего начать.
Вот она опустила руки и спокойным голосом сказала:
— Так я хотела попрощаться с матушкой и уж пойду себе.
Матушка перебирала мотки ниток в коробке, стоявшей на столе, совершенно глухая к тому, что говорила ей дальше Сабина:
— Я подумала, что монастырю будет легче, если еще одна уйдет. Когда надо будет ехать за квестой, то я приду и поеду. Так уж я решила. А теперь ухожу.
— Прошу прощения, куда Сабина идет? — обеспокоенно спросила Йоася.
Поскольку матушка, склонившись над коробкой с нитками, по-прежнему молчала, Сабина ответила краснея:
— Хозяин говорил, что ему нужен работник для ухода за скотиной, потому что жена его больна. Как раз я пригожусь. Зимою, когда мало будет работы по хозяйству, я смогу прийти и помочь в прачечной или поехать за квестой, — как я уже сказала.
— К какому хозяину она хочет идти? — воскликнула Зоська.
— Не обмани самое себя, — жестко сказала сестра Алоиза. — Твои намерения нам ясны. Мы знаем, с какой целью ты идешь туда. И потому не получишь ты нашего благословения.
Мы слушали монахиню с открытыми ртами. Из состояния оцепенения вывел нас стук двери. Это громко хлопнула сестра Алоиза, выходя из трапезной. Мы посмотрели на матушку. Склоненная над коробкой, она упорно перебирала мотки и катушки ниток, однако ее щеки покрыл легкий румянец. Когда сестра Алоиза вышла, матушка подняла голову на Сабину, и их взгляды встретились. Матушка глядела на Сабину жадно и долго. Мы затаили дыхание.
Не отрывая глаз от Сабины, матушка сказала вполголоса:
— Будешь страдать.
С лицом Сабины начало твориться что-то удивительное. Оно стало вдруг вытягиваться, кривиться, словно его раздирали клещами. Через минуту мы поняли смысл этих гримас: Сабина улыбалась. Наконец раздался ее охрипший голос, с трудом вылетавший из гортани:
— Это трудно, проше матушку. Но, видно, так уж быть должно. Человек ничего с этим поделать не может.
Матушка зажмурила глаза. Выходя из трапезной, она тихо сказала:
— Поступай так, чтобы потом не жалела… Однако обманывать себя — это тоже грех…