Избранник судьбы

Фомин Олег Геннадьевич

– А вот с темпами не мешало и побыстрей! – рявкнул стрелок и надавил на спусковой крючок. Раздался хлопок наподобие бутылки шампанского, и шустрый снаряд, врезавшись в асфальт, зашипел, превратившись в краткосрочный, огненный шар. Получившие стимул хулиганы понеслись наутёк и вскоре скрылись из виду.

Михаил скованно приблизился к ребятам.

– Вовремя вы, друзья, – тихо пролепетал он, всматриваясь в строну испарившихся врагов.

– Совсем оборзели! Воспитательные работы требуются более строгие, – комментировал алхимик, туманно уставившись туда же. Алексей увидел, что Михаил, красный, будто варёный рак, впал в небытие и воткнул ледяной взор в землю.

Да не кисни, Мишка! – ободряюще произнёс Алексей и положил ладонь ему на плечо. – Ты им ещё накостыляешь, я тебе обещаю!

– Дожить бы до этого, – ответил хриплый, поникший голос.

Задевая проблему дружбы, здесь уже говорилось о том, что Михаил почти не имел друзей. Изъясняясь конкретнее, важно обозначить: наречие «почти» занимали Алексей с Николаем.

Встреча троицы произошла ещё в детском саду, где уже стал непререкаем, но вместе с тем и загадочен факт их союза. Причастие Николая всё-таки можно растолковать, они с Михаилом оба отличники и коллеги по химико-физическим опытам. Но Алексей, закоренелый троечник, пусть не отпетый, но хулиган, общающийся с недавно изгнанными личностями гораздо чаще Михаила и Николая, почему он примкнул к персонам, характер и круг интересов которых расходятся с его собственными? Тайна…

Их малочисленная коалиция была непоколебима. Михаилу оставалось только ликовать в честь этого поощрения судьбы, всегда принимающей мальчика в штыки. В связи с тем Михаил очень дорожил дружбой и жутко боялся её утратить, хотя раздоров меж ними не наблюдалось. Он во многом уступал Николаю и Алексею, старался в чём-либо угождать, помогать им, короче говоря, применял все методы ради упрочнения той дружбы, которая согревала и выручала в его отшельнической жизни.

– Миха, на ловца и зверь бежит! Мы ведь к тебе шли, – бойко выпалил Алексей, – пригласить тебя собирались. Сегодня у меня празднуем старт незапланированных каникул.

– Ну я надеюсь, там будут лишь присутствующие, – продиктовал своё условие Михаил.

– Естественно! – удостоверил друг.

Внезапно Облакова точно пронзила молния:

– Чёрт! Мне же в магазин надо! Меня мама, наверное, с отрядом кинологов и спецназа ищет!

– Ладно, тогда стекаемся через час у меня дома, – распорядился Николай.

Друзья дали согласие, и Михаил ветром помчался выполнять задание матери.

* * *

Столярная мастерская Облаковых гремела от раскатов тяжёлого рока и вибрирующих ударов по тонкому слою дерева.

Вечная и презренная кара Михаила – трусость – глубоко обосновалась в нём торчащим из спины ножом, который он напрасно жаждал вытащить на протяжении большей доли прожитых лет и мог только гневаться на него в одиночестве, чем и был сейчас увлечён.

Покрытые ссадинами и кое-где окровавленные кулаки в сочетании с музыкой разрушения неутомимо содрогали шероховатую, всю в занозах, стену мастерской, то сбавляя обороты, то вновь набирая.

Несправедливые унижения от учеников почти обрели звание повседневных. Они глумились над ним и упивались от этого наслаждением; Михаилу же доставалось всё противоположное, и хотя он явственно понимал, что они не имеют морального права вершить такое, и что он обязан ответить им по всем заслугам, но… он ничего не делал, терпел, несмотря на скапливающуюся внутри него оскорбление и злость.

Трусость, эта гадкая и цепкая тварь оттаскивала Михаила назад, заламывала ему руки и ноги, не давая свободы действия, и выпускала лишь тогда, когда он пребывал наедине с самим собой.

«Я не вынесу! Я не вынесу!» – роились мысли в нём.

Серия мощных ударов.

«Сколько!? Сколько ещё ты будешь меня держать!?»

Древесина окрашивалась алыми пятнами.

«Я ненавижу тебя!»

Нервные клетки отмирали одна за другой. Ритмичность сотрясений стены резко и остро возросла наряду с жёсткостью и экспрессией электрогитарного рычания.

«Ненавижу!!!»

Раздался треск досок.

Композиция медленно стихала. Михаил прекратил выплёскивать энергию на невиноватую ни в чём отцовскую постройку. Сработал механизм автостопа: плёнка окончилась, как и буйствующий заряд семиклассника.

Михаил устало и безнадёжно упал на колени и опёрся головой о избитую стену.

«Отпусти меня! Отпусти… Я прошу… Отпусти.»

* * *

– Ну как тебя угораздило? – чуть не плача, мать накладывала лейкопластырь.

– Да я же говорю, случайно вышло. В мастерскую зашёл и споткнулся обо что-то, а тут ящик с гвоздями на полу стоял. Я руки вперёд выставил и… вот.

– Тысячу раз тебя, отец, просила, приберись ты в своём сарае, там не мастерская, а минное поле! – голос её стал похож на завывающие причитания ведьмы, которым, казалось невозможно не покориться. Но отец по обыкновению не поддался на влиянию из вне и приподнято успокоил:

– Ничего, до свадьбы заживёт! Подумаешь, царапинки. Верно, Мишка?

– Да без проблем! – одобрительно подтвердил сын.

– Остолопы, что один, что другой, – обижено буркнула мать, нанося последние штрихи медобслуживания. Отец, а за ним и Михаил, прыснули и глухо засмеялись.

– Да ну вас! – мать снова попробовала надуться, но не сдержалась и тоже начала усиленно бороться с вырывающимся смешком.

Пальцы Михаила через некоторое количество минут увенчались в белые перстни. Когда мальчик заявил, будто он приглашён друзьями и должен спешить, мама запретила категорически даже мечтать о подобных вещах, пока он не оклемается.

– Мам, у меня ведь не контузия в конце концов! – встревал разочарованный сын, – ерунда и только! Я же не в гильотину с ними играть собрался. Пообщаемся в тесном кругу… Безобидное сборище… школьной… интеллигенции всего-навсего.

Родителей и на сей раз пробил смех. Отец, взъерошив причёску Михаила, без труда убедил мать в преувеличении ею серьёзности травм.

Она тяжко вздохнула и громко выдала:

– Иди уже! Допоздна не засиживайся!

Предупреждения Михаил не услышал, так как стремглав вылетел за дверь.

Мать хмыкнула.

– Бес неугомонный. Он меня в могилу когда-нибудь точно заведёт.

Она утомлённо положила голову на плечо мужа и прикрыла глаза.

– Не волнуйся, родная, – он погладил её по чёрным блестящим волосам, – наш сын себя ещё покажет в хороших делах. Может быть, он даже в будущем целые народы спасёт от страшной гибели.