Избранник
Шрифт:
— Что ж, отметимся.
Они спустились вниз по узенькой, тихой улочке и вскоре оказались неподалеку от моста через Шаманку, на просторной, усыпанной пустой стеклопосудой и окаймленной невысокими корявыми лиственницами поляне. На той стороне речушки высилась сопка с одноименным названием, а здесь, на полянке, дымил небольшой костерок, обсиженный полутора десятками юнцов. Еще две группки стояли чуть поодаль и с интересом наблюдали за мостом. Сашка бросил взгляд в ту же сторону и понимающе усмехнулся: по перилам моста шел человек.
— На спор?
— Наверное, — равнодушно
Они подошли к одной группе, ко второй, Сашку представили, но руки ему никто не подал, что могло означать абсолютную свободу новых знакомцев от самого факта знакомства. Его это устраивало.
Компания была разношерстной: от тринадцати до двадцати пяти, а то и двадцати восьми. Что делают здесь эти переростки, было неясно, тем более что на роль лидеров никто из них, кажется, не претендовал: сидели, тянули себе травку и пиво да поглядывали в сторону моста, посреди которого надежно застрял неведомый «перилоходец». Но Сашка уже чувствовал, что затишье это временное и молодняк определенно чего-то ждет. И точно: едва одинокая фигура дошла до конца и спрыгнула на асфальт, народ зашевелился.
— Теперь ты, Сека...
— Ага, разбежался! Щас...
— Что, слабо?
Сашка улыбнулся: всё было просто и понятно, ничего неожиданного, но, когда раззадоренный Сека принял из чьих-то рук сверкнувшую на солнце спицу, он встревожился. Сека протер спицу о рукав, поднес, будто любуясь, к глазам, отвел в сторону, приоткрыл рот и одним махом пропорол себе обе щеки.
Внутри у Сашки всё оборвалось.
Сека преспокойно вытащил спицу обратно, так же о рукав вытер кровь, вернул спицу хозяину и лишь тогда занялся щеками. Помассировал, затем спустился к реке, умылся и вернулся абсолютно невредимым. «Пятак» возбужденно гудел.
«Елки зеленые!» — тяжело выдохнул Сашка. Он такое видел только по телевизору. А уж ученикам дяди Жени это даже и не снилось!
У костра начали спорить, подзадоривать друг друга, и Сашка смотрел во все глаза. Там, в кругу, явно что-то происходило, и, насколько он понимал ситуацию, кто-то или прямо сейчас проделает что-нибудь не менее крутое, или он попал.
— Давай, Боб, вперед, — раздался наконец требовательный голос.
— Ладно-ладно, щас принесу.
От компании отделился паренек лет восемнадцати. Но он явно даже не думал ходить по перилам или протыкать щеки и сразу же двинулся наперерез внимательно оглядывавшей кусты бомжихе.
Бабка мгновенно почуяла опасность, прижала мешок со стеклотарой к груди и, с трудом передвигая кривыми ногами, рванула прочь.
— А ну стой! — прибавил ходу пацан. Сашка непроизвольно напрягся.
Бабка тоже прибавила ходу, и возбужденный погоней парень взялся за дело всерьез: настиг ее и зло саданул по шее. Бабка, громыхнув посудой, покатилась по земле.
— Тару не побей, Бобик! — ободряюще заулюлюкали от костра. — А то тебе ее еще сдавать!
Бобик оглянулся, понял, что цирк удается, и встал в показушную бойцовскую стойку, дожидаясь, когда бабка поднимется с земли. Но бомжиха кинула на него затравленный взгляд и, прямо на четвереньках, не выпуская из рук бесценный мешок, стремительно шмыгнула в
— Бобик! Уходит! — надрывалась от хохота публика.
— От меня не уйдет! — молодецки размял шею пацан и двинулся вслед за исчезнувшей бомжихой.
Сашка досадливо крякнул. Больше всего ему хотелось надавать этому сопляку по ушам.
Кусты затряслись, и выскочившая обратно на поляну бабка дико оглянулась по сторонам и рванула прямо к нему. Сашка посторонился, давая ей скрыться, но Бобик тоже уже выскочил, прибавил ходу и настиг ее буквально в метре от Сашки. Сбил с ног и шутовски изготовился, чтобы нанести какой-то особенно красивый удар. Публика у костра буквально каталась со смеху.
Сашка поймал обезумевший от ужаса бабкин взгляд и безотчетно шагнул вперед.
— Хватит, — перехватил он Бобика за маленький твердый кулак. — Порезвился — и будет.
Он рывком поставил бабку на ноги, сунул ей в руки ее мешок, отвел метра на два, развернулся и только тогда испугался. Румяный, как девушка на морозе, Бобик стоял напротив него с узким ножом в руках, и зрачки у него были во всю радужку.
«Обкурился?» — удивился Сашка, еще сам не до конца осознавая причину своего изумления.
Бобик стремительно сократил расстояние до нуля, и Сашка еле увернулся. Резко сунул противнику в ухо, тут же — в печень, отскочил и не поверил своим глазам. Пацан был как новенький: не штормит, не глючит. Он даже не охнул! Сбоку, у костра, повскакивали: это развлечение было покруче бабки со стеклотарой.
Бобик снова бросился вперед, и Сашка еле ушел от удара пикой в живот: пацан двигался стремительно, в пространстве ориентировался как бог, и только безумные, во всю радужку зрачки упрямо говорили Сашке о том, что малец не в себе. Но это не была анаша: слишком собран.
«Ну, держись!»
Сашка провел еще два стремительных удара, промахнулся, сам едва увернулся от узкого хищного лезвия и вдруг понял, что уступает... и крепко уступает. Противник был, наверное, раза в два быстрее и во столько же раз отчаяннее.
«Допинг?»
Народ от костра подвалил поближе, как вдруг что-то изменилось, Бобика рванули за ворот, оттащили прочь, и Сашка вмиг остался в одиночестве. Подбежала и Марго, схватила его за руку и бегом потащила в противоположную сторону, под лиственницу. Что-то снова происходило, но что именно, Сашка понять не успевал. И только со стороны моста брела к поляне одинокая фигура успешного «перилоходца».
— Оно тебе надо... было? — сердито прошипела Марго.
— А не хрен шакалить... — тихо произнес Сашка и понял, что бровь рассечена.
Он хотел добавить еще что-нибудь, но раздалось урчание моторов, и на поляну вылетели два потрепанных милицейских уазика. Захлопали дверцы, и изнутри вылетели четверо добрых молодцев во главе... с капитаном Шитовым.
«Этого мне еще не хватало!» — охнул Сашка и бочком-бочком двинулся к лиственнице.
Шитов стремительно прошел к костру, принюхался, заставил кого-то поднять руки, еще одного, обхлопал карманы, тормознул подошедшего «перилоходца», обхлопал по карманам и его и разочарованно вернулся к машине, когда внезапно увидел Марго.