Избранное: Христианская философия
Шрифт:
Мерсенн еще не был удовлетворен этими ответами и, по-видимому, думал, что под учреждением вечных истин Декарт, может быть, понимал не буквальное их творение, а просто упорядочение или производство их посредством причины, отличной от действующей причины, например образцовой причины. Как бы то ни было, Декарт в последнем ответе уточняет свою позицию, не оставляя никаких лазеек. Мерсенну, который спрашивает, «in quo genere causae Deus disposuit aeternas veritates» [31] , Декарт отвечает, что это «in eodem genere causae», по которой Он создал все вещи, т. е. «ut efficiens et totalis causa» [17*] [32] . Бог создал их как действующая причина, т. е., говоря строго и согласно схоластическим определениям, Он «id a quo veritates aetemae sunt aut fiunt» [18*] ; Он создал их как тотальная причина, что означает, что Бог один достаточен, чтобы дать основание всего того, что содержат эти истины; Бог сам по себе является полным объяснением их совокупного бытия [33] . Поэтому невозможно, например, принять решение, предложенное, по-видимому, Мерсенном: рассматривать Бога как изначально знающего вечные истины или сущности вещей и творящего их свободным актом своей воли в том смысле, что только от Него зависит, получит та или иная сущность существование. Это различие неприемлемо, потому что Бог, будучи действующей и тотальной причиной всех вещей, является причиной всего того, что эти вещи содержат, следовательно, причиной сущности творений в той же мере, как и их существований. Сущности же эти — не что иное, как именно те вечные истины, «кои я вовсе не считаю проистекающими от Бога наподобие эманации солнечных лучей; но я знаю, что Бог — творец всех вещей, истины же эти — некие вещи, а следовательно, он их творец» [34] . К тому же, не следует удивляться, что такое творение вечных истин
[31]
Письмо к Мерсенну. Амстердам, 27 мая 1630 г. (?).
– I 151[16*].
[17*]
«каков род причины, согласно которой Бог установил вечные истины»… «причина того же рода»… «как действующая и тотальная причина».
[32]
Loc. cit.
[18*]
«тот благодаря кому вечные истины существуют или возникают».
[33]
Cf. E. a Sancto Paulo: «Quinta (scil. species efficientis causae) in totalem et partialem; quo spectat alia divisio in sufficientem et non sufflcientem; ilia dicitur quae sola in suo ordine et genere totum effectum producit, ut equus qui solus traheret currum; haec vero quae cum alia aut pluribus ejusdem generis et ordinis, concurrit ad eumdem effectum producendum, quod ut plurimum contingit, quia sola non posset ipsum producere, ut cum plures equi trahunt currum; tunc unusquisque ex illis censetur causa efficiens partialis istius tractionis»[19*] (Sum. phil. IV 61).
[34]
Loc. cit., 152[20*].
Мерсенн продолжает спрашиваеть: поскольку эти истины необходимы и все-таки сотворены Богом, то что вынудило Бога их сотворить? Декарт отвечает на это: ничто. Обычно признают, что Бог был свободен создать или не создать мир и что сотворенные существа не сопряжены необходимым образом с сущностью Бога; надо признать то же самое относительно вечных истин, которые есть творения, подобные любым другим: «И я отвечаю, что он был в такой же степени волен сделать неистинным положение, гласящее, что все линии, проведенные из центра круга к окружности, между собой равны, как и вообще не создавать мир» [35] .
[35]
Ibid.
Мерсенн спрашивает, наконец: какова же тогда природа того акта, которым Бог создал вечные истины? Бог произвел их абсолютно простым актом; Он создал их уже тем, что пожелал их и постиг [36] .
Однако, чтобы правильно понять этот акт, не нужно приписывать первенства ни воле, ни разуму, ни творению: в Боге воля, разум и творческая суть одно, и не только в том смысле, что они не являются тремя отдельными атрибутами и как бы тремя действительно отдельными вещами, но в том смысле, что между ними нет даже различения рассудка. Одним словом, в Боге нет ничего, оправдывающего подобное различение (каким бы относительным его ни пытались сделать) между могуществом, разумом и волей.
[36]
«Я отвечаю: ex hoc ipso quod illas ab aeterno esse voluerit et intellexerit, illas creavit или, если угодно (коль скоро Вы прилагаете слово creavit только к существованию вещей), illas disposuit et fecit. Ибо в Боге это одно и то же — волить, постигать и творить, причем ни один из этих актов не предшествует другому ne quidem ratione»[21*] (loc. cit., 152–153).
Что касается нового теологического возражения Мерсенна относительно того, что если Бог создал вечные истины, он создал также добро и зло, и, следовательно, Он мог бы, если бы захотел, осудить всех людей без различия на вечные времена, Декарт не должен отвечать на него, потому что оно является чисто теологическим. Дело не в том, что он признает доводы вольнодумцев, отталкивающихся от невозможности избежать наказания, если бы Бог пожелал нас осудить; их доводы являются, напротив, легковесными и смешными; однако, опираясь на аргумент, который он, вне всякого сомнения, позаимствовал у св. Фомы, Декарт отвечает, что желание основать истины веры, данные нам в откровении и потому достоверно известные из сверхъестественного источника, на доводах разума, может лишь повредить этим истинам, ибо такие доводы не более чем вероятны и не могут эти истины доказать [37] .
[37]
«…Но поскольку, как мне представляется, попытка подкрепить человеческими и всего лишь правдоподобными доводами истины, кои зависят от веры и не могут быть доказаны при помощи естественных аргументов, способна этим истинам только повредить» (loc. cit., 153[22*]).Cf. Saint Thomas: «Qui autem probare nititur Trinitatem personarum naturali ratione, fidei dupliciter derogat. Primo quidem quantum ad dignitatem ipsius fidei, quae est ut sit de rebus invisibilibus, quae rationem humanam excedunt; unde Apostolus dicit ad Hebr. 11,1 quod fides est de non apparentibus; et idem Apostolus dicit 1 Corinth. 2, 6: sapientiam loquimur interperfectos; sapientiam vero non hujus seculi, neque principum ejus seculi; sed loquimur Dei sapientiam in mysterio, quae abscondita est. Secundo quantum ad utilitatem trahendi alios ad fidem. Cum enim aliquis ad probandum fidem inducit rationes quae non sunt cogentes, cedit in irrisionem infldelium. Credunt enim quod hujusmodi rationibus innitamur, et propter cas credamus»[23*] (Sum. theol. 1 32, 1).
В рассмотренных текстах содержится все учение Декарта о божественной свободе, и он ничего впоследствии к нему не добавил. В самом деле, мы находим в этих трех письмах к Мерсенну категорическое утверждение творения Богом вечных истин и аргументы, на которые опирается это утверждение. Мы видим, с другой стороны, насколько Декарт озабочен тем, чтобы придать строгое выражение своим мыслям по данному вопросу, и какое значение он ему придает, потому что среди метафизических вопросов, которые он собирается затронуть в своей физике, данному отводится самое заметное место. Однако трактат «Мир» не появился из-за опасений, которые вызвало у Декарта осуждение Галилея, и некотороелзремя он воздерживался от публикации своего мнения. В 1637 г. в «Рассуждении о методе» он хранит молчание. Да и в 1641 г. в «Размышлениях» Декарт тем более не затрагивает эту тему; только в силу случайных обстоятельств, чтобы ответить на критику, связанную с другим вопросом, он использует возможность, предоставляемую «Ответами на возражения», чтобы публично развить свою мысль.
Это не означает, что в промежутке Декарт испытывал какие-то колебания, и никоим образом не означает, что он отказался от своего первого мнения. Спустя восемь лет после того, как он писал Мерсенну в терминах, которые мы приводили выше, Декарт напоминает ему — в связи с вопросом о том, существовало ли бы реальное пространство, если бы Бог ничего не сотворил, — что, по его мнению, не только не было бы вовсе никакого пространства, но даже вечные истины не были бы истинами, если бы Бог того не пожелал. И Декарт напоминает, что, впрочем, он уже писал ему об этом [38] . За исключением этого короткого напоминания, мы ничего не находим вплоть до «Пятых возражений», где видим открытое изложение концепции, которую Декарт собирался опубликовать с 1630 г. В «Пятом размышлении» [39] Декарт, стремясь определить, какова сущность материальных вещей, в результате обнаруживает в себе бесчисленные идеи некоторого рода вещей, которые, даже и не имея, возможно, независимого от него внешнего существования, не могут тем не менее считаться чистым ничто. В самом деле, хотя мы свободны мыслить их или нет, мы не можем, однако, их измыслить, ибо они имеют собственные истинные неизменные сущности. Так, прибавляет Декарт, если я, например, воображаю треугольник, то, хотя такой фигуры нет, может быть, нигде в мире и никогда не было, тем не менее есть определенная природа, или форма, или определенная сущность этой фигуры, которая является неизменной и вечной и которая вовсе не вымышлена мной и не зависит никаким образом от моего ума [40] . Это, впрочем, является очевидным в силу того факта, что я могу доказать различные свойства этого треугольника, например, что его углы равны двум
[38]
«Что же касается вопроса о том, существовало ли бы реальное пространство, такое как сейчас, в случае если бы Бог ничего не создал, то он кажется превосходящим пределы человеческого разума и недоступным для разумного обсуждения, как и вопрос о бесконечности; и тем не менее я думаю, что он превосходит пределы только нашего воображения, как и вопросы о существовании Бога и человеческой души, и что наш ум может достичь истины в этом вопросе, которая, по-моему, состоит в том, что не только пространства совершенно бы не было, но даже те истины, которые называют вечными, вроде totum est majus sua parte[24*] и т. п., не были бы истинами, если бы Бог не установил их, о чем, кажется, я вам уже раньше писал» (Письмо к Мерсенну от 27 мая 1638 г. — II 138).
[39]
VII 64, 6.
– 24[25*].
[40]
Loc. cit, 14–17[26*]
[27*]
неизменная и вечная природа.
[41]
VII 319[28*].
Декарт отвергает это возражение с известной живостью, и, отвечая Гассенди так, словно обращается к какому-то схоласту, замечает прежде всего, что такое возражение было бы понятно, если бы в этом отрывке речь шла не о простых сущностях, но о чем-то реально существующем [42] . По крайней мере нужно было бы к тому же, чтобы постулирование неизменности, в котором его упрекают, предполагало, что эта неизменность не зависит от Бога. Выходя при этом за пределы просто схоластической точки зрения, Декарт использует сравнение, позволяющее понять его действительную позицию. Неизменность, которую он признает в некоторых природах, например в природе треугольника, есть неизменность условная и подчиненная свободной воле Бога; как говорят на языке схоластики, неизменность ех hypothesi [30*] . Это подобно тому, как поэты воображают, что судьба было когда-то сотворена Юпитером. Но после того как она была сотворена, Юпитер сам подчиняется ей. Таким образом, Декарт считает, что сущности вещей и все математические истины, которые можно познать относительно них, зависимы от Бога, но, что тем не менее, поскольку Бог так пожелал и таким образом расположил, они неизменны и вечны. Гассенди может, впрочем, считать это приятным или неприятным, для Декарта же достаточно того, что это — истина [43] .
[42]
«Merito sic videretur, si de re existence quaestio esset…» (VII 380, 2–3)[29*]
[30*]
гипотетическая.
[43]
«… ita, ego non puto essentias rerum mathematicasque illas veritates quae de ipsis cognosci possunt, esse independentes a Deo; sed puto nihilominus, quia Deus sic voluit, quia sic disposuit, ipsas esse immutabiles et aeternas. Quod seu durum, seu molle esse velis, sufficit mihi quod sit verum» (loc. cit., 7-13)[31*].
В этом ответе Гассенди и в некоторых других строках тех же «Пятых возражений» внимательный ум сумеет понять, как Декарт представляет себе происхождение вечных истин. Написав, что Бог создал их подобно тому, как Юпитер создал судьбу, он опять принялся говорить об этих истинных и неизменных природах, созданных Богом [44] . С другой стороны, Декарт хотел, чтобы Мерсенн показал тем из его критиков, которые писали последними, возражения первых и его ответы на них [45] . Этого было достаточно, чтобы теологи, изучавшие одновременно и «Размышления», и «Возражения», высказали несогласие по этому вопросу, так близко затрагивающему теологическую спекуляцию. В самом деле, в «Шестых возражениях» мы видим двойную атаку на Декартову концепцию божественной свободы.
[44]
«…Multae veritates… quae… merito discuntur immutabiles et aeternae..; et… haud dubie sunt conformes verae illi rerum naturae quae a Deo condita est» (VII 381)[32*].
[45]
Письмо к Мерсенну от 21 января 1641 г. — III 282.
Первое из двух сомнений, которые высказывают Декарту его рецензенты, спровоцировала его концепция человеческой свободы, точнее, его критика свободы как безразличия.
Во многих текстах, к которым мы еще будет обращаться, философ отрицает, что безразличие образует совершенство свободы, и утверждает, напротив, что оно есть подлинный изъян, так что это безраличие исчезает всякий раз, когда душа ясно познает, во что надлежит верить, что следует делать или не делать. Однако такие утверждения неизбежно ведут к уничтожению божественной свободы. В самом деле, то, что не принадлежит природе человеческой свободы, не может принадлежать и божественной свободе, так как сущности вещей, подобно числам, неизменны и неделимы. Человеческая природа, например, принадлежит одному человеку не в большей и не в меньшей степени, чем другому человеку; точно так же к сущности, как и к числу, нельзя ничего прибавить, не изменив природу этой сущности или числа [46] . Поэтому свобода Бога не может по своей природе быть иной, нежели свобода человека, и если безразличие есть изъян нашей свободы, отсюда следует, что оно должно быть также изъяном и для божественной свободы. Однако именно такое заключение неприемлемо, если мы подумаем, что, с одной стороны, мы должны принять как истину веры, что Бог от века безразличен к тому, чтобы сотворить именно этот, а не другой мир, либо сотворить один, а не множество миров или ни одного; и что, с другой стороны, нельзя сомневаться в том, что Бог всегда имеет очень ясное созерцание того, что он должен или не должен делать. Отсюда следует, в самом деле, что весьма ясное видение и восприятие вещей не устраняет безразличия и что, поскольку сущности неделимы, безразличие составляет, как в Боге, так и в нас, часть истинной свободы [47] .
[46]
Cf: «Essentiae… dicuntur indivisibiles, quod nulla sit natura quae secundum rationem speciflcam inaequaliter participetur ab individuis, ut patet inductione; verbi gratia, natura humana non est secundum magis vel minus in uno quam in alio homine; quo fit ut non dicatur unus magis homo quam alter. Deinde etiam, quia nihil quod pertineat ad essentiam addi vel detrahi potest, quin statim mutetur et fiat alia natura seu essentia. Ex quo inlelligere est illud quod docet Aristot. 8. Met. с 3, t. 10: essentias rerum esse numeris similes; sicut enim numerus addita vel sublata, unitate mutat speciem, sic addito vel detracto essentiali aliquo actu essentia seu natura rei mutat speciem»[33*] (E. a Sancto Paulo. Sum. phil. IV 34).
[47]
Obj. sext. VII 416–417[34*].
Второе сомнение было порождено ответами Декарта на «Пятые возражения» и прямо ставило вопрос о происхождении вечных истин. Как может быть, чтобы геометрические или метафизические истины, упоминаемые Декартом, были неизменными и вечными и одновременно зависимыми от Бога? Используя выражение, которое, без сомнения, выдает стиль Мерсенна, оппонент спрашивает: «В соответствии с каким родом причины они от него зависят?» [48] . Мог ли Бог сделать так, чтобы природа треугольника не существовала? И каким образом Бог был бы в состоянии с самого начала сделать так, чтобы дважды четыре не равнялось восьми или чтобы треугольник не имел трех углов? Получается, что мы должны признать либо то, что эти истины зависят только от нашего разума, пока он их мыслит, либо что они зависят от существующих вещей, либо что они независимы в абсолютном смысле слова, потому что Бог, по-видимому, не мог бы сделать так, чтобы какая-то из этих сущностей не существовала от века [49] .