Как дерево поверх лесной травыРаспластывает листьев пятернюИ, опираясь о кустарник, вкось,И вширь, и вверх распространяет ветви,Я вытянулся понемногу. МышцыНабухли у меня, и раздаласьГрудная клетка. Легкие моиНаполнил до мельчайших альвеолКолючий спирт из голубого кубка,И сердце взяло кровь из жил, и жиламВернуло кровь, и снова взяло кровь,И было это как преображеньеПростого счастья и простого горяВ прелюдию и фугу для органа.
2. «Меня хватило бы на все живое…»
Меня
хватило бы на все живое —И на растения, и на людей,В то время умиравших где-то рядомИ где-то на другом конце землиВ страданиях немыслимых, как Марсий,С которого содрали кожу. Я быНичуть не стал, отдав им жизнь, беднейНи жизнью, ни самим собой, ни кровью,Но сам я стал как Марсий. Долго жилСреди живых, и сам я стал как Марсий.
3. «Бывает, в летнюю жару лежишь…»
Бывает, в летнюю жару лежишьИ смотришь в небо, и горячий воздухКачается, как люлька, над тобой,И вдруг находишь странный угол чувств:Есть в этой люльке щель, и сквозь нееПроходит холод запредельный, будтоКакая-то иголка ледяная…
4. «Как дерево с подмытого обрыва…»
Как дерево с подмытого обрыва,Разбрызгивая землю над собой,Обрушивается корнями вверх,И быстрина перебирает ветви,Так мой двойник по быстрине инойИз будущего в прошлое уходит.Вослед себе я с высоты смотрюИ за сердце хватаюсь. Кто мне далТрепещущие ветви, мощный стволИ слабые, беспомощные корни?Тлетворна смерть, но жизнь еще тлетворней,И необуздан жизни произвол.Уходишь, Лазарь? Что же, уходи!Еще горит полнеба за спиною.Нет больше связи меж тобой и мною.Спи, жизнелюбец! Руки на грудиСложи и спи!
5. «Приди, возьми, мне ничего не надо…»
Приди, возьми, мне ничего не надо,Люблю — отдам и не люблю — отдам.Я заменить хочу тебя, но еслиЯ говорю, что перейду в тебя,Не верь мне, бедное дитя, я лгу… О, эти руки с пальцами, как лозы, Открытые и влажные глаза, И раковины маленьких ушей, Как блюдца, полные любовной песни, И крылья, ветром выгнутые круто…Не верь мне, бедное дитя, я лгу,Я буду порываться, как казнимый,Но не могу я через отчужденьеПереступить, и не могу твоимКрылом плеснуть, и не могу мизинцемТвоим коснуться глаз твоих, глазамиТвоими посмотреть. Ты во сто кратСильней меня, ты — песня о себе,А я — наместник дерева и небаИ осужден твоим судом за песню.
Предупреждение
Еще в скорлупе мы висим на хвощах, Мы — ранняя проба природы,У нас еще кровь не красна, и в хрящях Шумят силурийские воды,Еще мы в пещере костра не зажгли И мамонтов не рисовали,Ни белого неба, ни черной земли Богами еще не назвали.А мы уже в горле у мира стоим И бомбою мстим водороднойЕще не рожденным потомкам своим За собственный грех первородный.Ну что ж, златоверхие башни смахнем, Развеем число ГалилеяИ Моцарта флейту продуем огнем, От первого тлена хмелея.Нам снится немая, как камень, земля И небо, нагое без птицы,И море без рыбы и без корабля, Сухие, пустые глазницы.
Зуммер
Я бессмертен, пока я не умер,И для тех, кто еще не рожден,Разрываю пространство, как зуммерТелефона грядущих времен.Так последний связист под обстрелом,От большого пути в стороне,Прикрывает расстрелянным теломЯщик свой на солдатском ремне.На снегу в затвердевшей шинели,Кулаки к подбородку прижав,Он лежит, как дитя в колыбели,Правотой несравненною прав.Где когда-то с боями прошли мыОт большого пути в стороне,Разбегается неповторимыйТерпкий звук на широкой волне.Это старая честь боеваяГоворит: — Я земля. Я земля, —Под землей провода расправляяИ корнями овсов шевеля.
III
«Снова я на чужом языке…»
Снова я на чужом языкеПересуды какие-то слышу, —То ли это плоты на реке,То ли падают листья на крышу.Осень, видно, и впрямь хороша.То ли это она колобродит,То ли злая живая душаРазговоры с собою заводит,То ли сам я к себе не привык…Плыть бы мне до чужих понизовий,Петь бы мне, как поет плотовщик, —Побольней, потемней, победовей,На плоту натянуть дождевик,Петь бы, шапку надвинув на брови,Как поет на реке плотовщикО своей невозвратной любови.
«Вечерний, сизокрылый…»
Т. О.-Т.
Вечерний, сизокрылый,Благословенный свет!Я словно из могилыСмотрю тебе вослед.Благодарю за каждыйГлоток воды живой,В часы последней жаждыПодаренный тобой.За каждое движеньеТвоих прохладных рук,За то, что утешеньяНе нахожу вокруг.За то, что ты надеждыУводишь, уходя,И ткань твоей одеждыИз ветра и дождя.
Титания
Прямых стволов благословениеИ млечный пар над головой,И я ложусь в листву осеннюю,Дышу подспудицей грибной.Мне грешная моя, невиннаяЗемля моя передаетСвое терпенье муравьиноеИ душу крепкую, как йод.Кончаются мои скитания.Я в лабиринт корней войдуИ твой престол найду, Титания,В твоей державе пропаду.Что мне в моем погибшем имени?Твой ржавый лист — моя броня.Кляни меня, но не гони меня,Убей, но не гони меня.
«Сирени вы, сирени…»
Сирени вы, сирени,И как вам не тяжелЗастывший в трудном кренеАльтовый гомон пчел?Осталось нетерпеньеОт юности моейВ горячей вашей пенеИ в глубине теней.А как дохнет по пчеламИ пробежит грозаИ ситцевым подоломУдарит мне в глаза —Пройдет прохлада низомТраву в коленях гнуть,И дождь по гроздьям сизымПокатится, как ртуть.Под вечер — вёдро снова,И, верно, в том и суть,Чтоб хоть силком смычковыйЛиловый гуд вернуть.