Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Мы побежали по лестнице на третий этаж и по темному коридору вышли к лесенке, ведущей на чердак. Когда мы взбирались наверх, где-то в стороне ударили зенитки.
— Когда начинают стрелять зенитки, надо укрываться под брандмауером: там есть козырек, я вам покажу, — сказала женщина.
Мы взобрались на крышу, и осенняя ночная сырость приятно освежила нас. Небо усеялось звездами, но ночь была темная. Там, где небосклон был всего темнее, — должно быть, с северной стороны, — то и дело сверкали вспышки зенитных батарей. В интервалах между залпами явственно слышался прерывистый, захлебывающийся рокот немецких моторов. Трассирующие
— Давайте пробежим через крышу туда, к брандмауеру! — крикнула женщина.
Мы побежали. Крыша гремела и лязгала у нас под ногами.
Когда мы стали под небольшой козырек, — это был обыкновенный железный козырек, который никак не мог защитить нас от осколков снарядов, — женщина кивнула на темный четырехугольник люка.
— Это тоже ход на чердак. Когда нам захочется покурить, спустимся туда.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Ольга!
Немецкий самолет проревел высоко над нашими го ловами, и несколько зенитных осколков упало на нашу крышу в разных концах. Один просвистел совсем близко, и в козырьке над нами засветилась дырка.
Женщина кончила представляться:
— Ольга Григорьевна, по фамилии Басаман. Только зовите меня просто Ольгой, я не люблю, когда меня зовут по отчеству: длинно. И Олей не зовите, — тоже не люблю.
— Ладно. Я тоже не люблю. Я буду звать вас Ольгой.
Вдруг все кругом осветилось.
— Люстру повесил, — сказала Ольга.
Немецкий самолет только заходил на бомбежку. Над нижней частью города, там, где находилась железнодорожная станция, он выбросил осветительные ракеты. Несколько жирандолей в три-четыре свечи запылали над городом ярче сияния полной луны. Окружающая картина — крыши, стены темных зданий, развалины разрушенных домов — казалась жуткой, но живописной. Зенитки хлопали еще сильнее, и разрывы стали охватывать ракеты кольцом. Кольца сужались, — зенитки хотели погасить свет.
— Начинается! — крикнула Ольга над самым моим ухом, и одновременно сквозь рев несмолкаемой канонады я услышал все ближе и ближе отвратительный вой. Яркий столб пламени поднялся неподалеку, в нескольких кварталах от нас, за ним немного подальше другой, третий, четвертый. И в ту минуту, когда вихрь короткими порывами перекатился через нашу крышу, едва не свалив нас с ног, раздались один за другим тяжелые, громовые взрывы, словно неведомый великан, сгибаясь под непомерной ношей, зашагал тяжеленными сапожищами вверх по широкой лестнице.
Но все сразу оборвалось, и даже отзвука не было слышно — его проглотил грохот зенитной стрельбы.
— Посмотрите! — снова крикнула Ольга. — Он бросает и зажигалки.
Сперва я ничего не заметил, но вскоре тоже рассмотрел, как на крыше через два-три дома от нас вспыхнула яркая точка, как она тотчас же вытянулась и стала уже не точкой, а струей огня, которая била в одну сторону, как вода из опрокинутой лейки. Но я не успел приглядеться как следует, потому что Ольга рванулась вдруг и, размахивая длинным железным совком, побежала вперед.
Я ринулся вслед за нею, — крыша гремела у меня под ногами, — я тоже заметил, что точно такая же струя огня льется по нашей крыше: зажигательная бомба упала около трубы и задержалась на карнизе.
Когда я подбежал, Ольга уже подхватила бомбу совком, — это была небольшая бомба размером всего с боржомную бутылку, — и Ольга без труда столкнула ее за водосточную трубу.
— Скорее на чердак!
Ольга еще что-то крикнула, но я ее не расслышал, потому что бежал к люку, — я уже сам сообразил, что надо посмотреть, не пробила ли крышу другая бомба, и не разгорается ли она где-нибудь между деревянными балками и перекрытиями.
К счастью, бомбы нигде не было. Ольга присоединилась ко мне, и мы вместе обошли весь чердак.
Потом мы вернулись к нашему пункту у брандмауера, и я собирался уже снова лезть на крышу, но Ольга остановила меня.
— Давайте покурим, — сказала она. — Вы захватили мои папиросы? Вашей махорки я курить не стану.
Я вынул ее папиросы.
— Да это вовсе не моя махорка, это махорка какого-то охотника, который живет в сорок седьмой комнате.
— А! Довгалевский, Петр Михайлович! Он такой комик! Все носится со своими ружьями и патронташами, но я ни разу не видала у него в руках убитого зайца.
Мы засмеялись, и Ольга чиркнула спичкой, прикрывая огонек рукавицей. В воздухе было относительно тихо, — взрывы прекратились и рев зениток стал реже. Очевидно, первая волна самолетов прошла, и до второй оставалось теперь несколько свободных минут. Ольга стояла между мною и люком, и я видел ее силуэт на фоне неба; она часто и глубоко дышала после беготни по крыше и лазанья по чердаку. Она была девушкой не робкого десятка, да, видно, и привыкла уже к бомбежкам и противовоздушной стрельбе.
— Смотрите, — сказала Ольга, — он все-таки что-то поджег.
Я выглянул из люка и увидел, что в трех кварталах от нас встает красное зарево.
— Не сбегать ли нам туда на помощь?
Нет, если там есть люди, они должны сами управиться. Наш пост здесь, и мы не имеем права его оставлять. Сейчас будет другая волна.
Мы курили, — очень приятно было курить в этом уголке у брандмауера, — и поглядывали на пожар в трех кварталах от нас. Он разгорался, и порою уже вырывались языки пламени. Дальше, за громадами крыш и каменных домов, вставало другое, еще более яркое зарево. Небосвод обшаривали длинные щупальца прожекторов.
— Вы молодец, — сказал я, чтобы прервать молчание.
Мы снова выбрались на крышу и стали под козырек брандмауера. Была чудная осенняя ночь, сырая, но не холодная; мириады ярких звезд усеяли свод неба, луна уже поднималась над горизонтом, и по блестящим, омытым росою крышам города, искрясь, как иней, струился зеленоватый лунный свет.
Но феерический и таинственный лунный покой царил лишь над северной и восточной частью города. К югу и к западу от нашего дома город лежал, окутанный зловещей необычайностью. В трех кварталах от нас догорал пожар, густой дым клубами поднимался вверх, и на фоне проблесков огня контуры мирных городских зданий громоздились, как таинственные зубцы стен жутких средневековых крепостей. Оттуда, с пожарища, долетали порой возгласы, похожие на команду, слышно было, как рокочут моторы тяжелых автомашин. А дальше, над ломаной линией горизонта, высоко вставало огромное зарево, на наших глазах оно двигалось с запада на юг и охватило уже добрую треть небосклона; оно полыхало все ярче и ослепительней, и небо словно багровело и надувалось, вот-вот готовое лопнуть от натуги. И где-то далеко-далеко едва слышным, тоненьким и жалким, но отчаянным голоском кричал, захлебываясь, маневровый паровоз. Враг, очевидно, поджег там товарные склады.