Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
дудочник, подошел к своей машине и, стоя на расстоянии, скомандовал:
«Заводись!»—и мотор заработал. «Поехали, милая» — машина двинулась, он
вскочил на ходу.. » Виртуоза-дудочника и фокусника-водителя Арцеулов
воспринял прежде всего как людей одаренных. А на таких у него был особый
вкус.Чрезвычайно рельефны, зримы описания всего увиденного Арцеуловым и
остановившего на себе его внимание (тут литератор и художник в нем слились
воедино) :
Эчмиадзина и, разумеется, Арарата: «Условия освещения были подходящие.
Дымка застилала подножие горы, и только снежная громада выделялась на фоне
неба».
Едва ли не каждое письмо Константина Константиновича содержит точные
наблюдения, глубокие мысли, красочные образы.
Обращает на себя внимание доброжелательность большинства его
характеристик: «Нам очень понравился этот молодой человек. Приветливый, серьезный, разносторонне эрудированный.. » — это о Ролане Олеговиче
538
Антонове, сыне авиаконструктора О. А. Антонова. «Очень хорошо выступила
Марина Попович. . Она ведь поэтесса, остроумная и задорная». Посетившие
Арцеулова в гостинице киевские моделисты — «чудесные парни, энтузиасты
своего дела — искусства». С особенно большой теплотой пишет Арцеулов о
своих коллегах — летчиках и планеристах: Герое Советского Союза А. Н.
Грацианском, планеристе-чемпионе, певце и прекрасном рассказчике В. В.
Гончаренко и многих других. Создается впечатление, будто ему на каждом шагу
попадались одни лишь интересные и симпатичные люди. Что, впрочем, не так уж
и удивительно: в отличие от электростатики, по законам которой взаимно
притягиваются разноименно заряженные тела, в человеческих
взаимоотношениях, напротив, тянет друг к другу людей хороших, «положительно
заряженных».
Не закрывал, однако, глаза Константин Константинович и на теневые
стороны реальной жизни. Всеядностью и всепрощенчеством не болел. Особенно
не терпел необязательности.
Довольно сердито писал, например, о человеке, взявшем на себя роль
организатора записи Арцеулова для телевидения и начавшем с того, что сам
опоздал на целый час.
А «записываться», «сниматься», да и вообще выступать он не очень любил.
Писал об этом сначала сдержанно, даже с усмешкой (про внезапно возникшего
режиссера кинохроники: «Мне это как снег на голову»). Но чем дальше, тем все
более раздраженно: «В Москве после поездки мне досаждали и очеркисты, и из
телевидения. Все хотят заполучить материал, фотографии, побеседовать. Мне это
на нервы действует.
своего багажа и здоровье налаживается медленно». И в другом письме: «.. время
было суматошное — приехала киногруппа документалистов, которые снимают
фильм.. и меня прилепили к этому делу.. Мне было трудновато и для глаз, и
понервничать приходится в таких случаях. Не переношу записи на пленку. Язык
к горлу прилипает, и мысли из головы вылетают.. Предстоит еще такая же
процедура для Центрального телевидения».
Читая такое, сочувствуешь пожилому, больному человеку, для которого шум, суета, бьющий в больные глаза ослепительный свет, вся процедура записей, 539
к тому же следующих одна за другой чуть ли не сплошным потоком, действительно были трудны и утомительны.
И все же. . Все же сейчас, когда Константина Константиновича Арцеулова
среди нас больше нет, особенно остро ощущается, сколько важного, драгоценного, невосполнимого мог бы еще рассказать по радио, телевидению, в
печати этот человек! Как много ушло вместе с ним!. Автор этих строк, например, сейчас глубоко сожалеет, что в свое время, пока это было возможно, постеснялся
«вытягивать информацию» из Константина Константиновича. Боялся
злоупотребить его добрым отношением к себе. .
Читая пространные, подробные письма Арцеулова, легко предположить, что
он любил это дело, отдавался эпистолярным занятиям с радостью и
наслаждением. И великой неожиданностью прозвучали для меня слова дочери
Константина Константиновича — Ольги Константиновны:
— На столе у папы всегда лежал список, кому, в каком порядке отвечать.
Переписка была очень большая. Но он имел правило: всем, кто ему писал, отвечать. Хотя писать письма не любил, каждый раз морщился, охал..
Вот как, оказывается: не любил! Но — писал. Потому что отличался редкой
обязательностью. А по отношению к близким людям ощущал и потребность
поделиться всем важным и интересным, что ему доводилось увидеть.
Не следует, однако, видя все проявления его уважительного отношения к
людям, представлять себе Константина Константиновича в виде этакого
рождественского деда, благостно-добродушного по отношению ко всем и к
каждому. Нет, когда он сталкивался с высказываниями или поступками, достойными осуждения, то своего отношения к этому не скрывал.
Друживший с Арцеуловым летчик и художник Л. М. Вяткин рассказывает, как однажды при нем Константин Константинович снял трубку зазвонившего