Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
группы летчиков — Героев Советского Союза, ходатайствовавших уже в 70-х
годах о присвоении Константину Константиновичу этого звания за совокупность
подвигов, совершенных им за годы служения авиации).
Работы Арцеулова с неизменным успехом экспонировались на многих
выставках, в том числе и на трех персональных: в 1962, в 1966 и в 1981 годах. На
последней — уже посмертно.. Каждая из этих работ — в своем роде. И каждая
властно создает у зрителя то именно настроение,
которое он стремился передать нам.
Художественная одаренность Константина Константиновича проявлялась не
только в том, что он изображал на холсте, бумаге или картоне. Он был
превосходным рассказчиком — из тех, которые умеют говорить спокойно,
сдержанно, без размахивания руками и голосовых модуляций, но которым
слушатели внимают раскрыв рты. Стоит пожалеть о том, что он не перенес свои
устные рассказы на бумагу. Вернее, сделал это очень скупо. Тем не менее его
очерк «Мальчик и орел», опубликованный в «Комсомольской правде», видимо, во многом автобиографический, выражает и поэзию полета, и психологию
мужающего юноши, и очарование природы Крыма, а главное — светлое
мироощущение автора.
Интересен и оставшийся неопубликованным рассказ Арцеулова «Случай», выдержанный в совсем иной, немного иронической тональности, соответствующей содержанию рассказа — любовной истории, развившейся из
недоразумения почти анекдотического: молодой летчик получает от незнакомой
женщины записку — приглашение на свидание. Они встречаются, быстро
развивается роман, и лишь в самом конце рассказа (после свершения всех
положенных событий романа) выясня-
536
ется, что произошло счастливое недоразумение: записку писала какая-то другая
женщина. Анекдот? Конечно, анекдот. Но как легко, тонко, без намека на
пошлость, в которую, казалось бы, так легко было тут впасть, рассказывает этот
«случай» Арцеулов! Завершается рассказ словами от автора: «Конечно, ничего
этого не было.. Новелла выдумана мной». Что ж, возможно, что выдумана. . Мы
не знаем, писал ли Арцеулов когда-нибудь, хотя бы в юности, стихи. Но в одной
из его черновых тетрадей среди набросков контуров планера и систем управления
им вдруг находим. . эпиграмму. Видимо, изрядно надоели Константину
Константиновичу бесконечные длинные анкеты (долгое время бывшие у нас в
большой моде), и он пишет, озаглавив четверостишие «Разбирая папки с
бумагами»: «Вся жизнь моя изложена в анкете. Она прошла, чтоб написать
анкеты эти». Особое место в литературном — иначе не назовешь — наследии
Константина Константиновича занимают его письма. Я имею в виду не стиль, вернее, не только стиль — ясный,
старомодности. Главное, что обращает на себя внимание в письмах Арцеулова, это их содержание.
Конечно, повсюду, куда бы Константин Константинович ни приезжал — в
Армению, Киев, Коктебель, он неизменно оказывался в положении почетного
гостя. Но не «свадебного генерала»! Эта роль была ему органически чужда. На
собственной персоне он сосредоточиваться не любил, напротив, пристально
смотрел вокруг себя. И не только смотрел, но и видел, что далеко не одно и то же.
Видел прежде всего людей.
Раскроем хотя бы письмо, в котором Арцеулов на девяти страницах
рассказывает родным о своей поездке в Армению. Оно полно людей (так и
хочется сказать: действующих лиц). Самых разных. Начиная с давно знакомых
автору письма, как, например, выдающийся пилот, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР Р. И. Капрэлян — и в то время
начинающий испытатель Г. Р. Карапетян. Заместитель начальника Армянского
управления Аэрофлота X. С. Петросян — и упомянутый лишь по имени, но по
достоинству оцененный Арцеуловым за внимательность и гостеприимство,
«приставленный к нам от Союза художников Рудольф». Малоизвестный вне
церковных кругов епископ, настоятель монастыря в пещерном городе
537
Герарте, — и видный религиозный и политический деятель, католикос всех армян
Вазген IV («Мужчина лет шестидесяти с приветливым, умным лицом. .
Извинился, что плохо говорит по-русски. . Показал три картины Айвазовского, проводил нас до дверей. .»).
Особое внимание Арцеулова привлекли и были образно им описаны
колоритные народные персонажи. Такие, как шеф-повар ресторанчика «Севан», спросивший посетителей: «Шашлык делать, как вы любите или как я люблю?»
(Излишне говорить, что посетители предпочли положиться на вкус мэтра). Или
другой персонаж: «Среди пиршества появился худой, заросший черной бородой
человек с проницательным взглядом. По просьбе знавших его он достал из-за
пазухи тростниковую дудочку и стал играть. Ничего подобного в жизни я не
слыхал, и представить себе трудно, какого артистизма можно достигнуть, владея
таким примитивным инструментом. Порой дудка у него пела почти человеческим
голосом. Древние армянские мотивы так подействовали на слушателей, что на
глазах у многих появились слезы. .» Незаурядность, талант, в какой бы области
они не проявлялись, неизменно привлекают внимание Арцеулова. У машины, пишет он, «нас ожидало еще одно чудо. Водитель, такого же типа, как и