Избранное в двух томах. Том I
Шрифт:
После этого, очень короткого, разговора Себежко снова ушел в батальоны: «Надо подбодрить людей, а то насчет знамени уже слушок пошел».
А Ракитин, подумав, принял решение, пожалуй, единственное, какое он мог принять.
Самых лихих и ловких разведчиков послал он в лес отыскать место, где враг ударил по центру колонны. Может быть, разведчики найдут лейтенанта Холода или кого-нибудь из его автоматчиков? Может быть, знамя не погибло, не попало в руки врага?
…Гулко прогудел зуммер телефона. Ракитин отвел взгляд от огонька плошки,
Звонили с передовой: вернулись разведчики.
— Ко мне их!
Положив трубку, встал. Нервными шагами стал ходить — от стола к порогу, от порога к столу. Нетерпеливо поглядывал на дверь.
Прошло несколько минут, и на пороге появился молодой офицер в пестрой трофейной плащ-палатке, с автоматом поперек груди — командир разведчиков.
— Ну? — Ракитин круто повернулся на каблуках к вошедшему.
— Прошли туда, мимо немцев, — чуть опустив голову, стал докладывать разведчик. — Повозка там догорает, кони лежат пострелянные, люди наши…
— Знамя? — перебил Ракитин.
— Там немцев полно. Какие мимо идут, какие шарят на повозках, по убитым… Не подступиться. Мы в кустах поблизости смотрели, по лесу — никого не нашли…
— О лейтенанте Холоде ничего не узнали?
— Нет…
Разведчик стоял, потупив взор, словно считал себя виноватым во всем.
«Послать его снова, приказать разыскать, отбить знамя? — Ракитин тотчас же отказался от своей мысли. — Отбить? Но где оно? Может быть, немцы уже отправили его в свой штаб. Нет, нельзя попусту рисковать людьми».
Не знай Ракитин давно этого офицера, он, пожалуй, усомнился бы: а все ли возможное тот сделал? Но он хорошо знал, что командир разведчиков не побоялся бы самого большого риска, если бы видел, что есть хоть малейший шанс. Упрекнуть его не в чем…
— Можете идти! — Ракитин отвернулся.
Скрипнула дверь. Это вышел разведчик. Из-за двери донеслись невнятные, встревоженные голоса. Расспрашивают… Все в полку одной бедой придавлены.
И что можно сделать? Что? Если бы дали хотя бы приказ наступать! Но его нет. Какая пытка! Какая пытка — знать, что вынужден бездействовать, что ничем не можешь отвести беду…
Ракитину захотелось выйти к офицерам и солдатам, с которыми пришел сюда, — они в сенцах и во второй половине избы. Может быть, виновным считают только его? Э, да что об этом!
Он подошел к столу. Посмотрел на телефон. Тянуть больше нечего. Надо докладывать комдиву.
А докладывать для Ракитина теперь, после того что он узнал от командира разведки, стало вдвое тяжелее. Ведь лейтенант, командир автоматчиков, который охранял знамя и пропал вместе с ним, — сын командира дивизии полковника Холода.
Два месяца назад полковник, старый товарищ Ракитина — они еще перед войной служили близ Иркутска командирами рот в одном полку, — как-то позвонил ему: «Алешка мой училище кончил, к нам попал. Я возле себя хотел устроить, да он бунтует. Хочу, говорит, как все. Возьмешь к себе?» — «Возьму!» — согласился Ракитин.
Но что поделаешь? Решительным движением Ракитин взял телефонную трубку:
— Первого.
2
Четыре часа назад, в начале ночи, лейтенант Алексей Холод, завернувшись от лесной сырости в плащ-палатку, сидел вместе со своими автоматчиками, в большинстве такими же молодыми, как он, в окопчике, наскоро вырытом меж сосен в сыпучем, пронизанном твердыми корнями песке. Нескольких он оставил для охраны знамени: повозка с ним стояла среди других повозок позади, на поляне.
…Что затевает враг? Его не слышно, притих. Но он близко, в затянутой сумраком чаще. Первыми его встретят, в случае чего, окопавшиеся впереди. Это солдаты той же роты автоматчиков. И лейтенанту немного стыдно, что он со своим взводом за спиной других. Конечно, всем известно: взвод в резерве. Но вдруг кто-нибудь подумает: «Сынок комдива — потому и позади посажен». Да что поделаешь? Так приказано.
Прибежал связной:
— К командиру полка!
Подполковник Ракитин ждал Алексея Холода около повозок. В разговаривавшем с Ракитиным офицере, лица которого в темноте нельзя было разглядеть, Алексей по мягкому, чуть с хрипотцой голосу угадал майора Себежко, замполита. Наверное, они сейчас вдвоем обходили позиции.
— Вот что, лейтенант, — сказал Ракитин, как только Алексей подошел. — Есть приказ прорываться. Может случиться всякое. Мы решили, — он показал на замполита, — поручить оберегать знамя вам. Лично вам, понимаете?
И уже другим тоном, каким говорил с Алексеем, когда тот был еще мальчишкой, а Ракитин нередко бывал гостем в их квартире в военном городке, сказал:
— Знамя, Алеша, сними, сверни, спрячь на себе. В случае чего — очертя голову не лезь. Отбивайся и уходи со своими хлопцами. Держи их к себе поближе.
— Я пойду с вами?
— Нет. Мы, — подполковник опять показал на замполита, — идем с головными батальонами. Там опаснее. Рисковать знаменем нельзя. Пробьем — пойдете вы. С флангов вас прикроют.
А когда Ракитин кончил, Себежко предложил Алексею:
— Пройдемте к вашим людям, товарищ лейтенант.
Замполит спросил автоматчиков, понимают ли, что каждый из них жизнью отвечает сейчас за знамя, напомнил: «Честь полка в ваших руках». Его слушали молчаливо, отвечали кратко — не говорлив солдат перед боем. Но в самой этой молчаливости и краткости чувствовалось, что слова Себежко, которого хорошо знают все, глубоко ложатся в души.