Избранное. Молодая Россия
Шрифт:
Даже в полном и окончательном отрешении души от внешней действительности еще сохраняется, по мысли Пушкина, воспоминание, – последняя тончайная связь души с миром. Отшельник в «Руслане и Людмиле» говорит о себе:
Ах, и теперь один, один,Душой уснув, в дверях могилы,Я помню горесть, и поройКак о минувшем мысль родится,По бороде моей седойСлеза тяжелая катится.Таков и Пимен, умерший для мира, и однако «душой в минувшем погруженный».
К одной категории с воспоминаниями относятся и другие переживания души, также внушенные извне, но ставшие личной собственностью данного духа. Таковы надежды:
ВНеясных, темных ожиданий Обманчивый, но сладкий сон (Алексееву).
Таковы и переживания любви. Пушкин часто называет любовь «сном», разумея в этих случах под любовью, конечно, не объективное и конкретное явление любви, а тот почти отрешенный, глубоко личный комплекс чувствований, каким она становится внутри души. Любовь есть «сон души», потому что она самодержавно господствует в душе, наглухо отрешая ее от всей остальной действительности. Вот несколько примеров:
И горе жизни скоротечнойИ сны любви воспоминал.Она поэту подарилаМладых восторгов первый сон,Любви пленительные сныКак сон любви, Не Гретхен ли? – О сон чудесный!О пламя чистое любви!Как сон, как утренний туманЛюбви сокрылось сновиденьеНо воспоминания, надежды, любовные чувства – еще переживания, исшедшие из внешней действительности. Душа, по опыту Пушкина, живет в минуты забвения и вполне самобытными переживаниями, возникающими тут же, на полной свободе, без всякого воздействия извне. Поэтому всякое беспричинное и иррациональное порождение духа Пушкин неизменно называет «сном». Он пишет в разные годы:
Где дни мои текли в глуши,Исполнены страстей и лениИ снов задумчивой душиИ сердца трепетные сны.Блажен…Кто странным снам не предавался Странным сномБывает сердце полноЯ ехал к вам: живые сныЗа мной вились толпой игривойВ этом разряде самочинных переживаний души первое место по яркости и силе, а главное – по абсолютной необусловленности, по суверенному произволу возникновения и сцепления, занимают, конечно, образы фантазии. Причудливая игра воображения есть, по Пушкину, как бы специфическая деятельность души в ее отрешенном состоянии; или наоборот: греза воображения, чуть вспыхнув, погружает душу в сон, как состояние, и сама
48
Речь идет здесь именно о грезах воображения, но надо заметить, что понятие воображения у Пушкина вообще шире: он и воспоминание считает функцией воображения, как показывают цитированные выше стихи об Онегине:
И перед ним воображеньеСвой пестрый мечет фараон,после чего следует ряд картин памяти.
49
Стихотворение называется «Фонтану Бахчисарайского дворца». [Ред.].
50
Стихотворение называется «Платонизм». [Ред.].
И здесь, как всюду, интуитивное мышление Пушкина, или, если угодно, его интуитивное словоупотребление, развивается диалектически со строгой последовательностью: если всякое, даже случайное создание воображения есть «сон», то и грезы, порождаемые поэтической фантазией, эти стройные, гармонические образы творческого воображения – также не что иное, как «сны»: создания души в ее наибольшей отрешенности от мира, наибольшей свободе и наибольшей напряженности, – «мечтанья неземного сна». Пушкин так изображает процесс своего творчества:
Бывало, милые предметы [51] Мне снились, и душа мояИх образ тайный сохранила;Их после Муза оживила:Так я, беспечен, воспевалИ деву гор, мой идеал,И пленниц берегов Салгира.Он говорит в конце поэмы:
Промчалось много, много днейС тех пор, как юная ТатьянаИ с ней Онегин в смутном снеЯвилися впервые мне —51
Под «милыми предметами» Пушкин разумеет женщин, как объектов любви; так, в третьей песне «Онегина»:
Не правда ль: милые предметы,Которым за свои грехиПисали втайне вы стихи,Которым сердце посвящали,Не все ли, русским языкомВладея слабо и с трудом,Его так мило искажалии т. п.
(III, 27).