Избранное. Молодая Россия
Шрифт:
Из «Бахчисарайского фонтана», 1822 г:
Дыханье роз, фонтанов шумВлекли к невольному забвенью,Невольно предавался умНеизъяснимому волненью,И по дворцу летучей теньюМелькала дева предо мной!..…………………… Чью тень, о други, видел я?Скажите мне: чей образ нежныйТогда преследовал меняНеотразимый, неизбежный?Марии ль чистая душаЯвлялась мне, или ЗаремаНосилась, ревностью дыша,СредьЕще ближе, кажется, к чистой психологической метафоре следующее изображение (Воспоминание, 1828 г.)
И нет отрады мне – и тихо предо мной Встают два призрака младые,Две тени милые, – два данные судьбой Мне ангела во дни былые;Но оба с крыльями и с пламенным мечом, И стерегут… и мстят мне оба,И оба говорят мне мертвым языком О тайнах счастия и гроба.Может быть, Пушкин и сам не сумел бы ответить, что он разумел в том и другом отрывке: воплощенные ли души Марии и Заремы и двух женщин, когда-то любимых им, или их умопостигаемые образы?
Во всяком случае, представление о загробном воплощении души в тень или призрак до такой степени укоренилось в уме Пушкина, что он сплошь и рядом прибегал к этому образу. Для него было естественно вложить в уста Самозванца такую речь:
Тень Грозного меня усыновила,Димитрием из гроба нарекла,и т. д.
– и в уста Скупого рыцаря свой вздох, свои слова:
о, если б из могилыПрийти я мог, сторожевою теньюСидеть на сундуке и от живыхСокровища мои хранить, как ныне!..В переводе из Анакреона он пишет:
Тартар тени ждет моей,чего нет ни у Анакреона, ни верно в том подлиннике, с которого он переводил. А. Шенье говорит у него:
Но, тень мою любя,Храните рукопись, о други, для себя.Умерший Дельвиг для него —
… в толпу теней родныхНавек от нас ушедший гений, —об умершем Наполеоне он говорит:
Да будет омрачен позоромТот малодушный, кто в сей деньБезумным возмутит укоромЕго развенчанную тень!и даже в прозе, в журнальной заметке, называет свои стихи о Барклае де Толли «недостойными великой тени». Даже цветок, увядая, оставляет по себе свою тень:
Лишь розы увядают,Амврозией дыша,В Элизий улетаетИх легкая душа,И там, где волны сонныЗабвение несут,Их тени благовонныНад Летою цветут.И во всех этих местах он, может быть, уже безотчетно, рисует тень, как реальное существо: тень сидит на сундуке, тень входит в Тартар, тени собираются толпой, тень можно возмутить, тень розы цветет и благоухает и т. п. Каждое из этих мест в отдельности легко принять за метафору, но общий смысл изречений Пушкина решительно противоречит такому толкованию. Наконец, вполне уясняется дело, если ближе рассмотреть тот образ, который Пушкин неизменно обозначает словом «тень».
Первое же, самое беглое наблюдение над этим образом поражает неожиданностью, притом двойною. В нем нет ни одной оригинальной черты, ни малейших следов личного творчества. Представление Пушкина о загробной жизни в целом и в частях насквозь традиционно или, вернее, атавистично; именно так рисовал себе загробную жизнь человек
А рассказывает он следующее.
1. В самый миг смерти из умершего человека исходит его тень – существо нематериальное или материальное только в малой степени, – и вместе с трупом переходит в могилу, где впредь и обитает во веки. Так, о тени Шенье Пушкин говорит:
С кровавой плахи в дни страданийСошедшая в могильну сень,и вторично (в черновой рукописи):
Моя младая теньОт плахи… отлетит… без песен, без рыданий. Ее в подземну сеньПроводят ярый смех и гром рукоплесканий.Так и тень Кутузова живет в его гробу, Суворов видит плен Варшавы, «восстав из гроба своего»; в стихотворении «П. А. Осиповой» тень летит на землю «из глубины могильной», и в «Заклинании» говорится о пустеющих ночью могилах, откуда тени улетают навещать милых на земле. С необыкновенной смелостью Пушкин говорит, обращаясь к тени Кутузова: «Явись у двери гробовой». То же говорит Пушкин и в отрицательной форме, например о Ленском:
из могилыНе вышла в сей печальный деньЕго ревнующая тень,в стихотворении «Гроб юноши»:
Ничто его не вызываетИз тихой сени гробовой, и т. п.2. Внешний и духовный облик личности целиком сохраняется в тени. Пушкин не раз называет тень молодою: в «Воспоминании» – «два призрака младые», в «Андрее Шенье» – «моя младая тень», в элегии «На смерть Ризнич» – «младая тень»; тень Наполеона названа развенчанной, тень Ризнич – легковерной. Да тень и есть не что иное, как личность человека, покинувшая тело и облекшаяся в другой, невещественный вид. Те самые чувства и мысли, которые волновали человека при жизни, одушевляют его тень, и они не остаются в ней неизменными, но сохраняют всю пластичность и подвижность прижизненных душевных движений. Дело в том, что восприняв от живой личности все ее чувства и помыслы, тень через них сохраняет связь с их земными объектами; поэтому, как и в живом человеке, каждое изменение земного объекта влечет за собою в тени изменение соответственного чувства или помысла. Тень видит, слышит и знает все на земле, что входит в круг ее чувства, и, смотря по тому, что там совершается, она ликует, скорбит, чувствует обиду или ревность и т. п. Ленский за гробом ревнует изменницу – Ольгу («Его ревнующая тень»), тень Заремы, «ревностью дыша», носится по опустелому дворцу, тени тоскуют по оставленным на земле («П. А. Осиповой»), тень признательна за память о ней («К Овидию»), несправедливый укор возмутил бы тень Наполеона; тень поэта Петрова гордится Мордвиновым: «Тобой гордится он и на брегах Коцита».
Восстав из гроба своего,Суворов видит плен Варшавы;Вострепетала тень егоОт блеска им начатой славы.Словом, тень чувствует так же, как живой человек, и так же, как он, через свое чувство связана с миром живых существ.
3. Мало того: она умеет и сообщаться с этим миром, куда чувство, разумеется, неодолимо влечет ее. Она летает на землю (это выражение повторяется у Пушкина много раз); на земле она либо скользит (тень Овидия), либо носится, то есть реет (тень Заремы). Летит она туда, куда ее влечет воспоминание, призыв живых и т. п. Тень Ризнич летает над некогда любившим ее поэтом: