Избранное. Том 1
Шрифт:
Книга вторая
Встреча с неведомым.
ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ
Саратов
Приволжское
книжное издательство
1987
МИР
Меня всегда тянул к себе горизонт.
В. М. Мухина-Петринская
...Это было в Ялте, в 1959 году. Стоял теплый крымский декабрь, а в скверике у Дома творчества пестрели астры и цвели мелкие розы.
Здесь были писатели из разных городов. Знаменитые, чьи имена на слуху. И те, кого мало кто знал, даже в литературной среде.
Среди знаменитых был Константин Паустовский.
Иногда, во второй половине дня, он сидел на открытой веранде или в саду, укрывшись пледом. Грелся на солнце. В это время к нему и решилась подойти Валентина Мухина-Петринская. Писательница, приехавшая из Саратова.
Она была автором двух книг и хотела, чтобы Паустовский прочел ту, которая казалась ей удачнее. Она сделала на книге дарственную надпись.
Паустовский церемонно встал. Поблагодарил и поцеловал ей руку.
Дней через десять столкнулись в раздевалке. Она спросила:
— Вы прочли мою книгу?
Он ответил не без раздражения:
— Никак не наберусь храбрости. Читаю сейчас сочинение одной дамы. Это настолько глупо, что не могу удержаться от смеха.
Она сказала:
— Боюсь, такого удовольствия вам не доставлю.
Прошла .неделя. Он подошел к ней во время обеда, сел рядом. Она подумала: «Смотрит на меня ласково. Если бы не понравилось, так бы не смотрел». Паустовский сказал:
— Книгу прочел. Решил: просмотрю хоть по диагонали, а то неловко. На одном рассказе застрял. И уже прочитал все, не отрываясь. Два рассказа мне понравились больше других. Знаете, что меня поразило? Романтический взгляд на мир. И то, что положительные герои ярче отрицательных. Гораздо чаще бывает наоборот... У вас есть еще книги?
— Книга есть,— сказала она.— Но я недовольна ею. И есть новая рукопись.
Это была рукопись ее первого романа «Смотрящие вперед». Паустовский взял рукопись и несколько минут внимательно читал. Поднял голову и сказал:
— Уже вижу, что и ваш роман близок мне. Он написан в гриновской традиции. Вы, по-моему, мастер сюжета. Выдумщица!.. И еще — меня умилил эпиграф — слова из лоции. Я так люблю лоции...
То были годы, когда В. М. Мухиной-Петринской чаще приходилось выслушивать хулу, чем похвалу. Добрые и даже восторженные слова писателя, которого она любила, казалось, вливают в нее уверенность, новые силы. Через несколько дней он опять заговорил с ней:
— Все время думаю о судьбе вашего творчества. Вам нужно издательство, с которым вы сотрудничали бы многие годы.
— Где же взять такое издательство? — спросила она.
— Это я беру на себя. Я подумаю... На другой день Паустовский сказал:
— Лучше всего — Детгиз!
Детгиз? Она была убеждена, что пишет для взрослых. И воскликнула — вероятно, с негодованием:
— Я же не детский писатель! Паустовский торжественно сказал:
— Валентина Михайловна, вы детский писатель. Детский, как говорится, милостью божьей. Я уже написал письмо Пискунову. Это многолетний и многоопытный директор Детгиза. Можете прочесть.
Письмо было теплое, дружеское. Вот оно.
«Ялта 19 декабря 1959 года.
Дорогой Константин Федотович!
Уже вторую зиму я провожу в ялтинском «заточении» из-за своей астмы.
Здесь, в нашем Доме творчества, я прочел рассказы саратовской писательницы Валентины Михайловны Мухиной-Петринской и посоветовал ей обязательно обратиться к Вам.
Я прочел ее рассказы и подумал о Детгизе. Рассказы у нее превосходные, живые, очень современные, полные и юмора и сердечности по отношению к детям. Написаны они простым хорошим языком.
Как Вы? Не виделись мы целую вечность. Приеду в Москву — обязательно приду «тряхнуть стариной».
Привет всем, всей «старой гвардии» Детгиза.
Крепко жму руку.
Ваш К. Паустовский»*.
* Публикуется по оригиналу, найденному в архиве К. Ф. Пискунова (1905—1981).
— Издательство вы найдете легко,— улыбнулся Паустовский.
— Я указал для вас на конверте: «В том доме, где станция метро «Дзержинская».
С этой многое изменившей в судьбе В. М. Мухиной-Петринской встречи прошло более четверти века. Немалый срок. Все лучшее, написанное ею отныне, в том числе вошедшее в этот двухтомник, вышло в «Детской литературе» (Москва) и Приволжском книжном издательстве (Саратов), публиковалось для юного читателя. Только для юного? Скажем так: и для тех взрослых, кто не забыл свою юность и не растерял на жизненной дороге свою детскость; кто откликается на зов горизонта; кто, как Рената из романа «Планета Харис», открывает заново мир.
Предчувствие и ожидание чуда, встреча с чудесным — мотивы, свойственные всем книгам В. М. Мухиной-Петринской.
Может быть, читателю покажется: чудес многовато, есть тут некая чрезмерная восторженность, «приподнимание» жизни. Что ж, отрицать это было бы трудно. Но заметьте: В. М. Мухина-Петринская вовсе не стыдится, не скрывает этого. Ее романтизм — плод детскости, поэтического воображения, способного подняться над будничностью, над бытом. Ей близки строки поэта Георгия Шенгели:
Рдеет пурпур и гарь заката,
Переулок твой озарив:
Это «два золотых фрегата
На коралловый стали риф».
Мглистый вечер, туман с болотца,
Но не стоит идти домой:
Сладкой жутью в тумане вьется
«Баскервильской собаки вой».
Каждый дом на горе — «акрополь»,
Монтезума — каждый цыган.
Называется: Севастополь,
Ощущается: «Зурбаган».
(«Романтика»)
Ее герои — и она постоянно подчеркивает это — очень молодые люди. А молодости свойственна безграничная уверенность в силе человеческой личности, перемогающей обстоятельства, в торжестве смелой идеи и справедливости, в победе душевности над бездушием. Не расслабленность и болезненность, не изломанность и опустошенность, а умение вести себя в чрезвычайных обстоятельствах, что требуют постоянного напряжения всех физических и духовных сил. Мужественный оптимизм, цельность и воодушевление — вот черты ее любимых героев. Когда-то Горький писал Чехову: «...настало время нужды в героическом: все хотят возбуждающего, яркого, такого, знаете, чтобы не было похоже на жизнь, а было выше ее, лучше, красивее...» В такой, «возбуждающей» атмосфере герой В. М. Мухиной-Петринской думает: «Даже один человек может сделать очень много, а я ведь не один, нас поколение». И далее: «Жизнь есть борьба. Выбирай, против чего будешь бороться — с природой, стихиями или против вот таких людей, которые тоже вроде злой стихии».