Избранное
Шрифт:
В далекой провинции в добром здравии жили его родители, а с ними его младший брат и две сестренки. Нельзя сказать, чтоб детство Жушуя было несчастливым. Он ходил в начальную школу, потом в среднюю. Мать очень любила его. Окончив среднюю школу, Жушуй поехал в столицу продолжать образование. Прошло два года, он успешно сдал экзамены, и его на казенный счет послали учиться в Японию. Он прожил в Токио семь лет, окончил педагогическое отделение университета и три года вел жизнь свободного человека. Он многое узнал за это время, много увидел, приобрел друзей. Все это вызвало в нем неуклонное стремление к лучшему. Он стал задумываться над тем, что окружало его, строил планы своей дальнейшей жизни и считал себя счастливым человеком. Друзья в письмах, в беседах предрекали ему блестящее будущее.
Но не все в жизни так просто, как иногда кажется.
Когда ему исполнилось семнадцать лет — это было еще до окончания средней школы, — родители выбрали ему жену, и он, совсем еще юноша, стал мужем, а через год отцом. Он всеми силами старался воспротивиться этому браку, но, с детства привыкший к опеке родителей, к тому, что все вопросы решали за него они, Жушуй вырос слабым и безвольным. Родители не поинтересовались тем, хочет ли он жениться, и все устроили сами, поставив его перед свершившимся фактом. И вот он оказался рядом с худенькой некрасивой девушкой, совершенно чуждой ему. Раз человек женился, значит, он уже достаточно взрослый и перед ним открыты все пути, так думали родители. Но женитьба больно ранила молодого человека, растоптала его гордость. Слабый и безвольный, в молодые годы он лелеял свои мечты, мечты юности, грезил о больших делах, о нежной, красивой, чуткой девушке — спутнице жизни. Все его грезы были безжалостно развеяны родителями. Но он еще сильнее полюбил весну своей юности и не мог без сожаления принести ее в жертву. Жертва была слишком велика. Когда у Жушуя родился сын, его отец был безмерно рад, что стал дедом, а сам Жушуй страдал все больше. Ребенок был олицетворением этих страданий, но и вознаграждением за загубленную молодость. Жушуй не питал никакой любви к этому маленькому существу. Глядя на сына, он невольно вспоминал об огромной жертве, которую ему пришлось принести, и невыразимо страдал. Но и в такие минуты он находил в себе силы разогнать печаль. Он любил родителей, особенно мать. И всякий раз, когда его охватывала тоска, он защищался от нее любовью к матери. Ему казалось, что он пожертвовал собой ради матери, и так он успокаивал свою совесть.
Вскоре после рождения сына началось «движение 4 мая» [22] . Оно принесло Жушую новые надежды, новые мечты, у него словно пелена спала с глаз. Он увидел новый мир, сердце его наполнилось решимостью. Первым его желанием было уехать в столицу и продолжать учебу. Вскоре он окончил среднюю школу и без особых усилий добился разрешения родителей ехать учиться. Расставание было печальным. Молча грустил отец, плакала мать, давая ему тысячу наказов, рыдала нелюбимая жена, вцепившись в его рукав, не желая отпускать. Растроганный, он чуть было не уступил и не распрощался со своим желанием уехать из деревни.
22
Патриотическое, антиимпериалистическое движение в Китае в 1919 г.
Жушуй прожил около двух лет в Бэйпине и семь лет в Японии. За все это время он не получил ни одного письма от жены (она была неграмотной) и ни одной фотографии сына. В Токио приходили письма от родителей, всего семь или восемь за год. Иногда в них упоминалось о его жене, сообщалось, что она жива и здорова. Потому ли, что он был занят учебой, или по какой-то другой причине, он тоже писал родителям не чаще, чем они ему, а со временем стал писать еще реже. Он никогда не упоминал о жене, словно она вообще не существовала. Но всякий раз, когда Жушую доводилось встретиться с какой-нибудь девушкой, он невольно вспоминал о том, что дома у него нелюбимая жена и сын, которого он не знает, и что судьба его предопределена. Он не посмел принять любовь девушки-японки и предпочел быть свидетелем ее помолвки с другим; она вышла замуж, а он сожалел об этом и проливал слезы. Однако он не удивился собственной нерешительности, напротив, считал, что совесть его таким образом будет чиста. Он все принес в жертву нелюбимой жене и даже поздравлял себя с тем, что так великодушен. Со временем рана зажила, и он стал искать встречи с новыми девушками. Результат всегда был один: он страдал и в страданиях обретал успокоение для своей совести. Это и была теневая сторона его жизни. Когда он терял любимую и проливал слезы, то тем не менее считал себя счастливым, а стоило ему полюбить, ему начинало казаться, что он самый несчастный человек на свете.
За последние годы Жушуй повзрослел и характер его несколько изменился, но в общем он остался таким, как и прежде. Вот и сейчас, когда любовь Жолань, казалось, могла согреть его душу, прошлое, словно дьявол, вцепилось в него. Нелюбимая жена, сын, которого он не знает, престарелые родители… Все всплыло в памяти. А за всем этим — милое лицо Жолань. Этот лик все вытеснял из его сердца, он не мог не думать о ней, особенно о чарующем выражении ее черных, сверкающих глаз. Эти глаза покорили его, он позабыл о своей мужской стойкости, которой прежде так гордился, и готов был склониться перед красотой девушки. Все решено, думал он, не надо больше колебаться. Он ощутил аромат ее тела, он должен, как это сделал Пьер, просить руки Жолань.
Однако решиться на этот шаг он не мог. Прошло некоторое время, и совесть снова напомнила о себе: бросить жену и жениться на любимой — это не шутка. Если он поступит так, ему нужно будет порвать все отношения со своей семьей. С женой можно было бы не считаться, но родители! Какой удар нанесет он им! Какое горе причинит! Если он станет думать только о собственном счастье, его сочтут непочтительным сыном, неверным мужем, хоть он и не любит свою жену. Он никогда больше не увидит своих стариков. Он совершит аморальный поступок, будет отвергнут обществом. Это слишком большой удар! Он не перенесет его. В такие минуты ему на ум приходила мысль расстаться с Жолань, и он начинал испытывать сомнения: любит ли он ее по-настоящему? Сможет ли она вместе с ним перенести все страдания?
Он не мог ни на что решиться. Вдруг он вспомнил о Чэнь Чжэне, своем друге, жившем в городе. Может быть, тот поможет ему советом? Он написал письмо Чэнь Чжэню, но тут же изорвал его. Написал другое, но ни словом не обмолвился о том, что его волновало.
После обеда Жушуй собрался отдохнуть, но неожиданно слуга ввел гостей. Это были Чэнь Чжэнь и Жэньминь. Жушуй пошел им навстречу, друзья обменялись рукопожатиями, и он пригласил их присесть.
Чэнь Чжэню было года двадцать четыре, он был невысок ростом, с худощавым лицом, всегда выражавшим решимость. Близорукие глаза прятались под большими очками. Ничем особенным он не отличался. Но во всем его облике угадывались сила воли и решимость.
Жэньминь был несколько старше Чэнь Чжэня, выше ростом, круглолицый, крепко сложен, силен и горяч по натуре, но сразу чувствовалось, что он несколько неуравновешен.
— Жэньминь зашел ко мне и сказал, что собирается навестить тебя, а я как раз получил твое письмо, вот мы и пришли, — сказал Чэнь Чжэнь, усаживаясь в плетеное кресло и платком вытирая капельки пота со лба. Вид у него был усталый, но он улыбался.
Жэньминь уселся в качалке у письменного стола и, перебирая книги, тоже улыбнулся Жушую:
— Ну, как дела? У тебя, я слышал, новый роман?
— Ты прочел мое письмо к Чэнь Чжэню?
— Да, прочел, но кто она, я не знаю.
— К чему тебе ее имя? Девушка как девушка. Меня другое заботит. К тому же эту девушку вы оба видели.
— Видели? Кто же она? Удивительно! — с изумлением воскликнул Чэнь Чжэнь. — Где же мы ее видели?
— Это Жолань. Вы встречались в доме Цзяньгана. Я тоже бывал там. Ей лет двадцать.
— О! Так вот это кто! — громко произнес Чэнь Чжэнь, не дав Жушую договорить. — Конечно, мы видели ее. — Он вспомнил Жолань. — Мы с Жэньминем часто говорили о ней. Она недурна. Но выросла, кажется, в мелкобуржуазной семье.
— Хорошая девушка? Из мелкобуржуазной семьи? Это, пожалуй, не очень порадует Жушуя! — засмеялся, хлопая в ладоши, сидевший поодаль Жэньминь.
— Почему же? — не сдавался Жушуй. — У нее взгляды такие же, как у нас, и нет никаких привычек, свойственных представителям мелкой, буржуазии.
— Да, я знаю, — не удержавшись, рассмеялся Чэнь Чжэнь. — Ей наверняка по душе твои взгляды о возвращении к земле. Она, конечно, повторяет за тобой: как плохо в городах, там всегда пахнет бензином, кондукторы в трамваях стремятся поживиться за чужой счет, торговцы надувают. А в деревне! Какие великолепные пейзажи, воздух чистый, люди простые… словом, все должны, взяв мотыгу, возвратиться к земле. И вот вы двое, «возвращаясь к земле», приехали в приморскую гостиницу. — Тут он не выдержал и громко расхохотался. Жэньминь присоединился к нему.