Избранное
Шрифт:
Она ничего не ответила.
— Перелетные птицы прилетели.
Она молча смотрела на свои руки.
— Ты не слышала птичьего крика?
— Какого еще крика?
— Травник кричал.
— Ты прямо как старик. Минимум, четверть часа проспал!
— Кристин, любимая…
— Почему ты не называешь меня Дилли? Все, кроме тебя, зовут меня Дилли!
Я честно признался, что не знаю, как склонять это ласкательное имя.
Она подняла взгляд.
—
— Мне тогда пришлось всегда бы думать о тебе в именительном падеже.
— Странный ты какой-то! Не понимаю я тебя.
Она снова опустила голову и принялась теребить перчатку.
— Думать обо мне? — опять заговорила она. — Очень ты обо мне думаешь… Даже на вечер меня никуда сводить не хочешь, а в кино засыпаешь, как старик!
Я промолчал.
— Что люди подумали? А если бы ты еще захрапел!
Мне стало стыдно.
— Подумали, наверное, что я с пьяным пришла!
За стенкой стих кашель жены Вильхьяульмюра, Маульфридюр прекратила пение, даже муха на окне перестала жужжать и, казалось, прислушалась к нашему разговору.
— Ты даже ответить мне не желаешь!
— Кри… Дилли, — пролепетал я.
— Не называй меня Дилли! Тебе же это имя не нравится, ты важный такой!
— Пожалуйста, не так громко, — смущенно попросил я. — Тут так все слышно.
— А мне все равно, говорю — как хочу!
Она сидела опустив голову, красная и нахмуренная.
Голоса, звучавшие в моих ушах, умолкли, странные призрачные образы отступили перед загадкой из загадок — девушкой, которая когда-нибудь станет моей женой. Я сел рядом на диван. На ней была синяя кофта, грудь поднималась и опускалась, как морские волны. Я снова заговорил о духоте в зале, о том, как меня одолел сон. Кристин никак не реагировала, не сводила глаз с перчатки.
— Лучше я домой пойду!
Я попросил ее посидеть еще немножко. Никогда я больше не засну…
— Можешь не провожать меня!
— Почему?
— У тебя ведь времени нет!
— Что?
— Ты же все думаешь! А я глупая и скучная!
Боже мой, что я наделал, что натворил! Я смотрел, как она все тянет и тянет свои перчатки, и не знал, что мне делать, если она запретит провожать ее.
— Ты меня не любишь!
— Дилли…
— Ты только их любишь — книжки свои!
Что ей ответить? Она застегнула одну пуговицу, вторую, остановилась, сцепила пальцы. Похоже, вдруг успокоилась. Подняла на меня взгляд — такой взгляд, что я отважился взять ее за руку.
— Ты меня… ты меня хоть капельку любишь?
Капельку? Я вновь обрел дар речи, стал что-то шептать ей, просить прощения.
— Чудак
И мы помирились. При каждом поцелуе мы дрожали так, как дрожали в один морозный вечер минувшей зимой, когда клялись друг другу в любви до гробовой доски, долгое время мы почти лежали на диване, но свет не погасили… нет, не погасили. За стенкой снова послышался кашель жены Вильхьяульмюра, Маульфридюр, улегшись в кровать, завела тихий разговор с матерью, старик захрапел.
— Когда мы поженимся, — сказал я, — будем по вечерам пить кофе и есть оладьи.
— Мне хочется чему-нибудь выучиться. Хочется, чтобы из меня что-нибудь вышло.
— Я мог бы немножко поучить тебя английскому и датскому.
— Хорошо. Но…
Волосы ее, золотистые и мягкие, издавали удивительный аромат. Никогда я раньше не замечал, какие у нее красивые уши.
— Мне хочется выучиться играть на чем-нибудь. Например, на гитаре.
— Я подарю тебе гитару, если летом наймусь на траулер селедку ловить и мне повезет.
— Ты? На траулер?
Она насмешливо посмотрела на меня.
— Шутишь?
— Нет, серьезно. Такой у меня план.
Кристин задумалась, покачала головой. Если я отправлюсь за селедкой, она с тоски умрет. Потом, я и комнату снял, так что придется за лето платить, даже если меня в городе не будет. Не выкину же я вещи на улицу — комод, диван, стол, книги. На хранение? Тогда надо, чтобы место хорошее было, а то вещи попортятся. А что, если мне не повезет, и я ничего не заработаю?
— Ты бы лучше потребовал прибавки или подыскал себе другое место. А селедку ловить — это не должность!
Я не хотел молчать как пень.
— Да, — пробормотал я, — это не должность.
Кристин вновь принялась разглядывать свои перчатки. Папа иногда сращивает: когда она собирается привести меня домой, дать им поглядеть на журналиста? Он сегодня говорил, что, наверное, мог бы кое-что для меня сделать, если я вступлю в партию. Он там в верхи вхож.
Я забеспокоился.
— Вступить в партию? В Народную партию? Нет, политика — это не для меня.
— Папа ведь тебе добра желает.
— Согласен.
— Тебе надо поскорее прийти к нам. Когда, по-твоему, ты сможешь купить новый костюм?
Я уклонился от прямого ответа.
— Видишь ли, когда я расплачиваюсь за еду и за комнату, у меня остается совсем немного…
— А как насчет радио? — перебила она. — Папа говорит, ты по радио должен выступать.
— О чем?