Избранное
Шрифт:
Стоило большого труда заставить его выслушать первую часть сырной легенды, так как он нетерпелив, постоянно перебивает и хочет знать лишь одно: чем он может помочь в данном случае.
Когда он услыхал, что моя служба в «Дженерал Марин энд Шипбилдинг» поставлена под угрозу, его открытое лицо приняло строгое выражение.
— Дело серьезное, брат. Чертовски серьезное.
Тут он вдруг оставил меня и ушел в кухню.
— Есть ли у него хоть склонность к торговле? — услышал я его вопрос.
— Об этом ему следует знать самому, — ответила
— Серьезное дело, — повторил он.
— И я ему так сказала.
Она сказала. Она! А не вышвырнуть ли мне ее в окно? Но я продолжал стоять один как дурак.
Не успел я в знак протеста включить радио, как он возвратился на веранду.
— На твоем месте, мой друг, я бы сначала все основательно взвесил.
Наконец, мне удалось втолковать ему, что я как раз и собирался попробовать получить трехмесячный отпуск. Он так и не дал мне закончить рассказ, хотя я и сделал четыре попытки.
Он предоставил мне возможность выбирать из нескольких подходящих болезней. Он считает самым подходящим нервное заболевание, потому что оно не проявляется внешне. И нервы никого не пугают, говорит он. А если сослаться на легкие и потом вернуться на верфь, то все будут шарахаться от тебя, как от чумы. Он, кажется, считает, что разработка сырных рудников обернется для меня простой забавой и со временем я обязательно вернусь в контору. Но все же он дал мне справку.
— Ну, смотри, парень, тебе виднее, — сказал он еще раз и покачал головой.
Я стал совсем другим человеком.
На верфи я уже не чувствовал себя как дома, и, печатая письма, в которых шла речь о машинах и кораблях, я видел мысленным взором жирные эдамские сыры, которые через несколько дней придут в движение и скоро будут здесь. Я боялся напечатать в наших заявках слово «сыр» вместо «точило» или «болванка».
И все же в первый день я не пошел к господину Генри. Я сдрейфил и принес справку обратно домой. Но от этого было не уйти, ибо эти устрашающие сыры подгоняли меня, как собаку, которая бросается в воду и плывет, хотела она того или нет.
На следующее утро я постучал к Хамеру. Официально он наш старший бухгалтер, а фактически — правая рука господина Генри. Это человек, с которым можно разговаривать. Он подопрет голову рукой, прикроет ладонью правое ухо и слушает, не глядя на собеседника, а потом начинает качать головой.
Я показал ему свою справку и попросил совета, зная, что для него нет ничего приятнее, чем давать советы. Ежедневно у него бывает пятнадцатиминутный прием, как у врача, и в том, что люди просят у него совета, он видит признание своего превосходства, которое никто и не ставит под сомнение.
Он перевернул лист, словно на обороте такой справки тоже что-то пишется, глубоко задумался, а затем сказал, что на верфи затишье, и так оно и было. Если заметят, что я отсутствую в течение трех месяцев, а работа все равно идет нормально, то это может плохо кончиться для меня. Необходимость оплачивать отпуск по болезни тоже может вызвать неудовольствие. Но если согласиться на неоплачиваемый отпуск, то не обязательно обращаться с этим к самому господину Генри, который все равно скажет, что «Дженерал Марин энд Шипбилдинг» не больница и не пенсионная касса. Неоплаченный отпуск Хамер был готов разрешить на свой страх и риск, не докладывая об этом «там».
«Там» — это в кабинете у господина Генри, куда никто не заходит, кроме Хамера и старшего инженера. Если туда приглашают простого служащего, то он выходит обратно красный как рак. Через три таких визита служащего обычно увольняют.
— Господин Генри, возможно, не заметит вашего отсутствия, — сказал Хамер.
Вполне возможно. В прошлом году, когда Хамер был в отпуске, я, будучи старшим делопроизводителем, должен был вместо него забирать письма в кабинете. Тогда-то я и заметил, что господин Генри не знал моей фамилии. Сначала он по привычке называл меня Хамером, а потом и вообще никак не называл.
Предложение Хамера я обсудил с женой, и мы решили, что это во всех отношениях идеальный вариант. Приняв его, я к тому же еще раз докажу, что не хочу марать руки незаработанными деньгами.
Хамер спрятал мою справку на случай, если до господина Генри дойдут слухи, что меня нет, и таким образом я даже избежал необходимости прощаться с коллегами: ведь я делал вид, что собираюсь вернуться на работу. Хамер действительно вериг, что я вернусь, как только поправлюсь. Добряк и не догадывается, что попал впросак и внес значительный вклад в дело создания моего богатства. Я твердо решил отблагодарить его потом хорошим подарком.
Итак, сырный мир открывается передо мной.
Оборудование собственной конторы для делового человека означает то же самое, что подготовка детского приданого для будущей матери.
Я еще очень хорошо помню рождение нашего первого ребенка и до сих пор вижу жену, которая после трудового дня шила до поздней ночи, изредка разгибая спину, чтобы унять боль в пояснице. Она шила торжественно, с видом человека, одинокого в мире и идущего своим собственным путем, не видя и не слыша ничего вокруг.
Такое же чувство испытывал я на заре своего первого сырного дня. Я встал рано, так рано, что жена спросила, не рехнулся ли я.
— Новая метла чисто метет, — ответил я.
Сначала мне предстояло решить, где оборудовать свою контору: дома или в городе. Жена считала, что дома обойдется дешевле, так как не надо платить за аренду, к тому же семья сможет пользоваться телефоном. Мы обошли дом, и наш выбор пал на небольшую комнату над кухней рядом с ванной. Чтобы принять ванну, надо было пройти через мою контору, иногда в пижаме, но это делается чаще всего по субботам и воскресеньям, когда моя контора теряет свое официальное назначение. Тогда она превращается в нейтральную территорию, и я ничего не имею против, если там будут вышивать или играть в карты, при условии, что никто не прикоснется к моим бумагам, чего я не потерплю.