Избранное
Шрифт:
На следующее утро сразу же после девяти мне позвонили из пакгауза «Блаувхуден» [34] и спросили, что делать с сыром.
Итак, насчет шапок дело прояснилось. Иде я подарю плитку шоколада.
В ответ я осведомился, как они обычно поступали с эдамским сыром.
— Отправляли покупателям, сударь. Сообщите нам адреса.
Я объяснил, что эти двадцать тонн пока не проданы.
— Тогда мы сложим его в наши патентованные подвалы, — ответили мне.
34
Blauwhoeden (флам.) —
У телефона трудно решать. Слишком мало времени. Советоваться с женой мне не хотелось. Одно дело спрашивать ее благословения на переклейку конторы, другое — решать судьбу сыра. Тут верховная власть принадлежит мне. Ведь ГАФПА — это я.
— Не лучше ли вам самому заглянуть к нам в контору? — последовал совет.
Это отеческое приглашение подействовало мне на нервы. Было похоже, что они берут меня с моими сырами под свою опеку. Но я так же не нуждаюсь ни в чьем покровительстве, как в отпрыске нотариуса со всеми его деньгами.
Тем не менее я принял приглашение не только для того, чтобы положить конец телефонному разговору, но и потому, что я считал нужным встретиться со своими сырами, появившимися в Антверпене. Это — передовой отряд, авангард армии, и с ним я должен познакомиться лично. Мне не хотелось, чтобы Хорнстра узнал потом, что его эдамские прошли первый этап своего пути при полном равнодушии с моей стороны.
Я решил судьбу сыров еще до прибытия в пакгауз, так как с каждым днем становлюсь все более смелым.
Их надо отправить в подвал. Что же иначе с ними делать?
Я думаю, что Ван Схоонбеке не сообщил Хорнстре о том, что я служу клерком в «Дженерал Марин». Хорнстра, вероятно, не знал, что мне надо не только вникать в сырное дело, но в первую очередь оборудовать свою контору. В любом случае я еще не могу приступить к самой торговле. У меня даже нет ни письменного стола, ни пишущей машинки.
В этом виновата моя жена, которая утверждает, что за пару сотен франков можно купить подержанный письменный стол. В магазинах канцелярской мебели такой стол стоит около двух тысяч, зато его доставят в этот же день, и делу конец. А я считаю, что на покупку стола грех тратить более получаса, ибо время не ждет и дни оборачиваются неделями. Пора наконец приступать к сбыту сыра.
А пока в подвал.
Но если хозяева пакгауза решили, что название «патентованные подвалы» произвело на меня впечатление, то они глубоко ошибаются. Не на такого напали, господа! Меня не проведешь.
Я хочу посмотреть на эти подвалы своими глазами и убедиться, что мой сыр сохранится там свежим, будет лежать в целости и сохранности, надежно защищенным от дождя и крыс, как в фамильном склепе.
Я осмотрел их подвалы и должен был признать, что они в порядке. В них сводчатые потолки, сухой пол, а стены не издали ни звука, когда я постучал по ним палкой.
Отсюда мой сыр не убежит. В этом я не сомневаюсь. Судя по запаху, там лежало уже много сыра. Если Хорнстра увидит, какой это подвал, то скажет мне спасибо.
Мои двадцать тонн лежали на четырех тележках у них во дворе, так как еще вчера вечером их спешно выгрузили, чтобы не платить за место железной дороге. Таким образом, я мог присутствовать лично при складировании сыра в отведенном мне сейфе. Я стоял посреди подвала, как инструктор по верховой езде, и следил за порядком до тех пор, пока не принесли последний ящик.
Пробная партия Хорнстры включает десять тысяч двухкилограммовых головок сыра, упакованных в триста семьдесят ящиков. «Эдамский чаще пересылается без упаковки, — объяснил кладовщик. — Но этот высокосортный жирный сыр достоин упаковки». Упаковка облегчит мне продажу. Я буду в основном продавать ящиками, по двадцать семь головок в каждом. Последний ящик оказался вскрытым. «В таможне», — уточнил служащий пакгауза. Один из сыров был разрезан пополам. Половинки не хватало, и я спросил, где она.
Служащий спросил в свою очередь, часто ли я раньше сталкивался с транспортировкой товаров. У него создалось впечатление, что я новичок в этом деле, иначе я, разумеется, знал бы, что отношения с таможней всегда строятся на взятке.
— Разве вам не известно, сударь, что они имели право вскрыть все триста семьдесят ящиков до единого? Мы тоже имели бы право потребовать от таможни возмещения стоимости разрезанной головки, сударь. Но я подарил половинку таможеннику и сэкономил Хорнстре три тысячи франков пошлины, сударь, потому что в декларации был указан полужирный сыр вместо жирного, который облагается выше. Ясно, сударь?
В обращении «сударь», которое он все время повторял, было что-то угрожающее.
Затем он осведомился, не отправить ли один ящик ко мне домой, так как мне обязательно потребуются образцы товара.
Я понял, что с людьми из пакгауза «Блаувхуден» лучше не спорить, и одобрил доставку ящика домой, хотя образцы и не нужны были мне так срочно. В первую очередь надо было оборудовать контору, а потом уже приступать к продаже.
Вручив служащему вторую половинку сыра и королевские чаевые, ибо нет ничего приятнее, чем видеть обрадованное лицо, я распорядился получше присматривать за моим сыром и вышел из ворот, похожих на ворота средневекового замка.
Я мог спокойно идти домой. Моим эдамским не уйти оттуда, во всяком случае против моей воли. Они будут лежать там до дня их воскресения, когда их извлекут из погреба, чтобы торжественно водрузить на сверкающую витрину, похожую на ту, перед которой я стоял в день возвращения из Амстердама.
Когда я приехал домой, ящик уже стоял в моей конторе. Тяжелый ящик с двадцатью шестью двухкилограммовыми головками сыра плюс упаковка. Не менее шестидесяти килограммов.
Почему его не отнесли в подвал? Здесь он загораживал проход, и запах сыра уже просочился через доски. Попытка передвинуть ящик оказалась тщетной.