Избранное
Шрифт:
Я добродушно улыбаюсь, говоря: «Иди, иди». Надо признаться, что я уважаю ее кухню так же, как она мою контору.
Иногда мне хочется игриво ущипнуть ее, когда она проходит мимо, но контора — это мой храм.
Она тоже звонит теперь по телефону, мяснику и тому подобное. Стоило немалого труда научить ее этому, потому что раньше она никогда не звонила и никак не могла уразуметь, что достаточно лишь повертеть диск, чтобы поговорить с булочником. Но она настойчива и теперь говорит по телефону как
Когда я наблюдаю, как она возится то в кухне, то наверху или в подвале, таскает бак с бельем или тяжелые ведра, меня поражает, как быстро эта простая женщина смогла разобраться в самом запутанном параграфе моего контракта с Хорнстрой.
Ужасно обидно, что моя добрая матушка не дожила до этих дней. Мне очень хотелось бы хоть раз увидеть, как она звонит по телефону.
Я взял образец фирменного бланка на говорильню у моего друга Ван Схоонбеке и вручил его ему внизу в прихожей, где он меня встретил.
— Сердечно поздравляю, — сказал он опять и сунул бланк в карман.
Мне снова досталось то же самое место, на котором я сидел в прошлый раз. Теперь я твердо убежден, что ни один из этих героев не осмелится занять мой стул.
В тот вечер они вели речь о России.
В глубине души я восхищаюсь этими босяками, стремящимися из груды развалин воздвигнуть новый храм. Это небось еще труднее, чем сбыть двадцать тонн сыра. Но, будучи хозяином ГАФПА, я не поддаюсь чувствам и твердо решил сметать все, что стоит на пути моего сыра.
Один из гостей изрек, что в России миллионы мрут от голода, как мухи в пустом доме.
И вдруг славный Ван Схоонбеке достал мой бланк и показал его своему ближайшему соседу, который поинтересовался, что это такое.
— Это бланк новейшего предприятия нашего друга Лаарманса, — пояснил хозяин. — Вы его еще не видели?
Трус ответил, что не видел, но, разумеется, слышал, и в свою очередь передал бланк своему соседу. Таким образом, бланк совершил триумфальное шествие вокруг стола.
«Очень интересно», «изумительно», «действительно, нет ничего важнее продуктов питания» — раздалось за столом. Мумия Тутанхамона не вызвала бы, пожалуй, большего интереса.
— Хороший кусок ГАФПА — вот что требуется русским, — сказал Ван Схоонбеке.
— Пью за процветание ГАФПА, — провозгласил старый адвокат, у которого, думается мне, меньше денег, чем он говорит. После того как я избавился от подозрительного титула «инспектора судостроительных верфей», он стал самым незначительным человеком в компании; он пользуется любым предлогом, чтобы пропустить стаканчик. Мне кажется, что только ради этого он сюда и ходит.
Я передал бланк дальше, даже не взглянув на него. Он снова попал к хозяину дома, и тот положил его перед собой на стол.
— Ай да Франс! — сказал Ван Схоонбеке на прощание.
— Кстати, — добавил он. — Нотариус Ван дер Зейпен просил меня рекомендовать тебе его младшего сына, если тебе понадобится компаньон. Денег у них куры не клюют, и люди приятные.
Делиться плодами своего труда с первым встречным? И не подумаю. Другое дело — порекомендовать этого юнца на свое место в «Дженерал Марин».
— Сыр прибыл, папа! — крикнул мой сын Ян из дверей, когда я подходил к дому.
Дочь подтвердила новость.
Кто-то позвонил и спросил, что с ним делать. Но Ида то ли не запомнила, то ли не разобрала фамилию. Почему она не позвала мать? Та уходила в магазин.
Ну разве не возмутительно, что двадцать тонн моего сыра уже в городе и никто не может мне ответить где? Вот и положись на своих детей.
Но правда ли это? Уж не шутка ли это Ван Схоонбеке? А может быть, Ида ошиблась?
Но Ида упрямо как осел твердила свое. Ей сказали, что для меня пришло двадцать тонн сыра, и просили указаний. Они упомянули еще что-то о шапках.
Только этого и не хватало! Сначала были сыры, а теперь шапки. Ну как не надрать уши такой девчонке?
А ведь учится уже в четвертом классе гимназии.
Я не мог есть от волнения и ушел в контору.
И если бы в этот момент жене захотелось принести мыло или прийти за горячей водой, я окатил бы ее ушатом холодной.
— Сейчас на пианино не играть, — услышал я ее голос внизу. Мне это понравилось, как знак уважения.
— Ты вроде бы огорчен? — ехидно спросила жена. — Ты же ждал этот сыр. Он должен былприбыть.
— Огорчен? Да ты что? — огрызнулся я. — Но когда ты слышала такую чепуху? Испарившиеся эдамские сыры или сыр, превратившийся в шапки. Похоже на сенсационный фильм.
— Но ты не волнуйся, — сказала жена. — Если сыр не прибыл, то это просто недоразумение. А если прибыл, тем лучше. Ведь его не отправят обратно в Голландию? Сейчас все учреждения закрыты, и бьюсь об заклад, что завтра рано утром ты получишь извещение от железной дороги. А не мог он прибыть морем?
Я не знал. Откуда мне знать? Это следовало знать юной ослице, разговаривавшей по телефону.
— Иди лучше ужинать, Франс. Утро вечера мудренее.
Я сел за стол, бросив взгляд разъяренного тигра на упомянутую юную ослицу с глазами, полными слез, но с упрямо сжатыми губами. Она тоже кипела яростью, и, когда Ян, который на год старше ее, положил на ее тарелку свою шапку, она так дала по этому головному убору, что он залетел на кухню под плиту.
Да-да. Сыр прибыл. По всему чувствуется.