Избранное
Шрифт:
О романе Якоба Вассермана «Каспар Гаузер, или Леность сердца»:
— Вассермановский Каспар Гаузер давно уже не найденыш. Он теперь узаконен, нашел свое место в мире, зарегистрирован в полиции, является налогоплательщиком. Правда, свое старое имя он сменил. Теперь его зовут Якобом Вассерманом, он немецкий романист и владелец виллы. Втайне он тоже страдает леностью сердца, которая вызывает у него угрызения совести. Но их он перерабатывает в хорошо оплачиваемую прозу, и все, таким образом, в полнейшем порядке.
Г, Яноух рассказал, что его отец любит стихотворения в прозе Альтенберга [166] и
— Петер Альтенберг действительно поэт. В его маленьких рассказах отражается вся его жизнь, И каждый шаг, каждое движение, которые он делает, подтверждают правдивость его слов. Петер Альтенберг — гений незначительности, редкостный идеалист, который находит красоты мира, как окурки в пепельницах в кафе.
166
Альтенберг, Петер (1859–1919) — австрийский писатель, автор блестящих по форме небольших рассказов, зарисовок, афоризмов.
О романе Густава Мейринка «Голем» [167] :
— Удивительно уловлена атмосфера старого пражского еврейского квартала. В нас все еще есть темные углы, таинственные проходы, слепые окна, грязные дворы, шумные и тайные притоны. Мы ходим по широким улицам вновь построенного города. Но наши шаги и взгляды неуверенны. Внутренне мы еще дрожим, как в старых улочках нищеты. Наше сердце еще ничего не знает о проведенной реконструкции. Нездоровый старый еврейский квартал в нас гораздо реальнее, чем гигиенический новый город вокруг нас. Бодрствуя, мы идем сквозь сон — сами лишь призраки ушедших времен.
167
Мейринк, Густав (1868–1932) — австрийский писатель; «Голем» — еврейская средневековая легенда, легшая в основу одноименного романа Г. Мейринка («Der Golem», 1915).
— Кьеркегор стоит перед проблемой: эстетически наслаждаться бытием или жить по законам нравственности. Но мне кажется, что такая постановка вопроса неправильна. Проблема «или — или» живет лишь в голове Серена Кьеркегора. В действительности же эстетически наслаждаться бытием можно, только смиренно живя по законам нравственности. Но это мое мнение лишь в данную минуту, от которого я, может быть, при дальнейшем размышлении откажусь.
— Вы хотите получить от меня совет. Но я плохой советчик. Для меня дать совет, по сути, всегда значит предать. Совет — трусливое отступление перед будущим, являющимся пробным камнем нашего настоящего. Но проверки боится лишь тот, у кого нечистая совесть. Человек, не выполняющий задачи своего времени. Однако кто совершенно точно знает свою задачу? Никто. Потому у каждого из нас нечистая совесть, от которой хочется убежать — как можно скорее уснув.
Г. Яноух заметил, что Иоганнес Р. Бехер в одном стихотворении [168] назвал сон дружеским визитом смерти.
— Это верно. Возможно, моя бессонница лишь своего рода страх перед визитером, которому я задолжал свою жизнь.
О книге Альберта Эренштайна [169] «Тубуч» с двенадцатью рисунками Оскара Кокошки:
168
Г. Яноух заметил, что Иоганнес Р. Бехер… — Имеется в виду стихотворение
169
Эренштайн, Альберт (1886–1950) — австрийский лирик и новеллист. Экспрессионистская повесть «Тубуч» («Tubutsch») с рисунками его друга, художника и драматурга Оскара Кокошки (1886–1980) была его дебютом (1911). Сборник антивоенных и антиимпериалистических стихотворений «Вопль человеческий» («Der Menschschreit») вышел в 1916 году.
— Такая маленькая книжка, и так много шуму в ней. «Вопль человеческий»… Так, кажется, называется книга стихотворений Альберта Эренштайна.
— Вы, значит, хорошо знаете его?
— Хорошо? Живущих никогда не знают. Настоящее — это изменение и превращение. Альберт Эренштайн — одно из явлений настоящего. Он потерянный в пустоте, кричащий ребенок.
— А что вы скажете о рисунках Кокошки?
— Я их не понимаю. Рисунок — производное от слов «рисовать», «разрисовать», «обрисовать». Мне они обрисовывают лишь великий внутренний хаос и сумятицу художника.
— Я видел на выставке экспрессионистов его большую картину, где изображена Прага.
— Большая… С зелеными куполами церкви св. Николая в середине?.. На картине крыши улетают. Купола как зонтики на ветру. Весь город взлетает и улетает. Но Прага стоит — вопреки всем внутренним раздорам. И это как раз изумительно в ней.
Г. Яноух переложил на музыку два стихотворения Иоганнеса Шляфа [170] и послал ему экземпляр нот. В ответ он получил длинное письмо Шляфа, которое показал Кафке.
170
Шляф, Иоганнес (1862–1941) — немецкий писатель-натуралист.
— Шляф так трогателен. Мы с Максом Бродом навестили его, когда были в Веймаре. Он знать ничего не хотел о литературе и искусстве. Весь его интерес был сосредоточен на том, чтобы опровергнуть существующую Солнечную систему.
— Недавно я видел толстую книгу Шляфа, где он объявляет Землю центром Космоса.
— Да, это и тогда уже было его идеей, в правильности которой он хотел нас убедить своим собственным объяснением солнечных пятен. Он подвел нас к окну мещанской квартиры и показал Солнце в старый школьный телескоп.
— Вы смеялись?
— Что вы! Тот факт, что с помощью этого смешного наследия старины он отваживается выступить против науки и Космоса, был настолько комичен и вместе с тем трогателен, что мы чуть было не поверили ему.
— Что же помешало вам?
— Собственно говоря, кофе. Он был скверный. Мы ушли.
Г. Яноух рассказал Кафке слышанную им историю о том, что лейпцигский издатель Курт Вольф в восемь часов утра отклонил перевод Рабиндраната Тагора, а через два часа погнал издательского редактора на почту, чтобы вернуть рукопись, так как узнал из газеты, что Тагору присуждена Нобелевская премия.
— Странно, что он отклонил. Тагор ведь не так далек от Курта Вольфа. Индия — Лейпциг, это расстояние только кажущееся. В действительности же Рабиндранат Тагор лишь переодетый немец.
— Может быть, учитель?
— Учитель? Нет, не это, но саксонцем он мог бы быть — как Рихард Вагнер.
— Стало быть, мистик в пресловутом непромокаемом пальто?
— Нечто в этом роде.
Г. Яноух дал Кафке немецкий перевод индийской книги о религии «Бхагавадгита».
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
