Избранное
Шрифт:
Трясется весь, с трудом удерживая в себе клокочущую ненависть и злобу. И, закинув весла на плечо, в штормовке с поднятым воротником, сумрачный, короткий, как полуденная тень, Митар удаляется к своему черному челну. Быстро укрепляет весла в уключинах, сует под скамейку корзину со спрятанным, должно быть, в ней динамитом, отталкивает лодку и вскакивает в нее. Самый искушенный мореход не отважился бы пуститься в плавание в такое ненастье, но для Митара оно было сущей благодатью. Рыба держится у берегов, катера рыбнадзора стоят в укрытии за Новиградским молом, а взрывы не будут слышны за гулом волн. Сильно налегая на весла, Митар скрылся за мысом, ни разу на него не обернувшись.
И это не иначе козни и интриги Капитана!
Не
Случилось так, что приезжий и сам стал свидетелем, если только не невольным участником, жестокой игры капитана Стевана с Филиппом Водоваром, бывшим общинным делопроизводителем.
С одной стороны, делопроизводитель, как сосед, побаивался и опасался неистового Капитана, с другой стороны, как бывший представитель властей, держался с ним на расстоянии и свысока, но Капитан нашел способ до него добраться, и не через кого иного, как через его же супругу, дальнюю родственницу Стевана. Используя последнюю бабкину страсть к спиртному, приводившую ее в дымину пьяной со всех сельских крестин, похорон и поминок, Капитан повадился зазывать ее к себе во двор, с радушным хлебосольством потчуя ракией и подливая ей до той поры, пока впавшая в детство придурковатая старуха не захмелеет основательно. Тогда он начинал ее изводить.
— Послушай-ка, баба Мара! Подозрительно мне что-то, что твой старик Филипп каждый день на почту таскается, аж в самое Соленое. Молодка там одна, мадьярочка завелась. Сдается мне, дело тут нечисто.
— Будет тебе чепуху-то молоть! — хихикая, шепелявила щербатая бабка. — Ему уж за восемьдесят перевалило. Отошло наше время.
— Ну не скажи! Посмотри, что вытворил Шпиро Марков из Верхнего Затона на восемьдесят пятом году. Мне Уча по секрету сообщил, что твой Филипп каждое воскресенье покупает в новиградской аптеке какие-то порошки и капли для укрепления сил, а я про него точно знаю, что с некоторых пор он потихоньку наведывается в общину уточнять что-то там в своем завещании. С этого твоего старика станет отписать мадьярочке дом и имущество, а тебя под старость лет без крыши оставить. Он уж и так отобрал у тебя ключи от подпола и кладовой. Так или нет?
И все в таком духе, пока не замутит бабке голову. А потом давай ей, пьяной, совать порошки и капли для добавления в пищу старику, чтобы, значит, охладить его пыл и отбить у него охоту к молодеческим замашкам да ухаживаниям.
Однажды, случайно заглянув к Капитану во двор, приезжий увидел, как бабка прятала в рукав полученную от Капитана коробочку пилюль.
— Ничего ему от этого не будет, залетный! Не волнуйся, это обычный аспирин с бикарбоном. Только на пользу пойдет его ревматизму и колиту. Осталось у меня от судовой аптечки, — успокоил его Капитан. — А ты как раз явился вовремя. Я для тебя кое-что подыскал. На дальнем пляже две стены здоровые из камня, чисто крепостные. Только кровлю от дождя навести. Что тебе еще надо, раз ты тут временно, на лето, можешь и налегке, вроде меня, прожить. Тебе хотелось где-нибудь подальше от людей — вот, пожалуйста, пошли посмотрим — и по рукам!
И в предвкушении договора, поплевав себе на пальцы, Капитан подхватил под руку приезжего и чуть не силой увлек за собой.
Погода наконец исправилась. Отбушевавший ночью шторм успокоил море, и небо к рассвету очистилось.
И люди прояснились, подобрели. Всегдашняя смиренность вернулась к Стане, и теперь она могла без ненависти отзываться даже о своем соседе. Она разжала губы и, зная, что время отъезда постояльца приближается, старалась сделать его пребывание в селе возможно более приятным. Старый Тома не замедлил вынести под тутовое дерево свою скамейку и взялся за починку сетей. Обложенный ими, он и правда походил на паука, поджидающего, затаившись, пока какая-нибудь жертва по оплошности не угодит в его тенета.
Приезжему он разрешал приблизиться к себе, не шевелясь и неотрывно глядя на работу, и обращался к нему лишь тогда, когда тот опускался на песок у его ног.
— Латаю вот, готовлю сети к лову, господин. На ловца и зверь бежит! Ну как, купили землю? — обронил он, помолчав. — Я видел, вы обходили межи, обмеряли шагами участок.
— Нет, дед Тома, я здесь селиться не думаю, а пока мне и у Станы неплохо.
Пальцы старика неутомимо перебирали сеть. Он и бровью не повел при этом имени.
— Да и Капитан всерьез продавать не собирается.
— Почему? У него земли больше чем надо, а к тому же он тут, по его собственным словам, человек временный.
— Все мы тут временные, мой господин, а каждый все-таки занят своим. Уж больше пятнадцати лет прошло с тех пор, как Капитан в село вернулся. Здесь ли, в другом ли месте, а еще столько же вряд ли к тем приложатся. Ему уже тоже шестьдесят пять лет сравнялось. Сколько вы еще думаете пробыть у нас?
— Дней десять. Будет ровно две недели, как я тут.
— А возвращаться на чем?
— На машине, я и приехал на ней.
— А у вас машина где? В Новиграде?
— Наверху, за Милиным домом стоит. А почему вы спрашиваете?
— Просто так. Вижу, тут одна машина в Новиград все ходит, а я и не пойму, чья это она. Что, уходите уже?
Но, отпустив его на несколько шагов, старик окликнул снова своего знакомца.
— Сегодня вечером я буду близко сети ставить, у самого берега. Если желаете, можете со мной пойти.
— С удовольствием, дед Тома. Вы когда выходите?
— Известно когда, господин. Около шести, перед тем как солнцу в море сесть. Хватит вам времени, и накупаетесь досыта и вернетесь к сроку.
— А не боитесь вы, что я узнаю, где вы сети ставите? Говорят, рыбаки никому не выдают свои приметы.
— Кто же это говорит? — стремительным движением нападающего паука обернулся к нему дед. Пальцы его быстрее побежали пряжей сети.
— Ну, например, Стана и еще кое-кто другой. Что, если я тоже заведу себе лодку и сети и займу ваши места?