Избранное
Шрифт:
Элена. Подумать только, решиться на такое. И это все из-за меня.
Эдвард (деловито). Вовсе не из-за тебя! Просто я не терплю, когда меня обманывают.
Элена. Это одно и то же.
Эдвард (нежно). Но ведь не ты одна обманываешь меня.
Элена. Эдвард, я хочу уехать с этого острова.
Эдвард. Я тоже. Давай вернемся домой.
Элена. Как хочется снова увидеть наш сад. И нашего садовника. И телевизор. И наш дождь.
Эдвард. Как прекрасно твое загорелое тело!
Элена. Еще! Еще!
Эдвард. Все…
Она развязывает ему галстук, снимает с него туфли, снимает с него пиджак
Элена. Ты обгорел. Нужно быть осторожнее с солнцем. Сначала надо загорать не больше десяти минут, потом… (Достает из сумочки крем и смазывает ему лицо.) Сиди спокойно.
Пауза. Вдалеке слышны крики купающихся детей.
Ну вот. Все в порядке! Вчера вечером ничего не произошло, верно? Ни со мной, ни с тобой. Забудем все это! Вычеркнем из памяти. Договорились? И все будет как прежде.
Эдвард (говорит это как бы мимо нее). Ты очень добра ко мне.
Элена. Я люблю тебя. И ты любишь меня.
Эдвард. Солнце похоже на колесо. Оно наезжает на тебя и сбивает с ног.
Из дома громко доносится арабская мелодия «Танец цапли».
Занавес.
Сахар
Пьеса
Действующие лица:
Кило.
Макс.
Старший Минне.
Младший Минне.
Ягер.
М а л у.
Б о б е к.
Два поляка.
Картина первая
Один из бараков для сезонных рабочих на территории сахарного завода в Верьере (Северная Франция). Сцена представляет собой барак, где живут фламандцы, слева — дверь, за нею виден коридор. В комнате десять кроватей, четыре из них составлены штабелем. На пятой свалена одежда. Крайними справа стоят кровати двух братьев Минне. Следующая Макса, дальше — Кило. Слева, как бы отдельно от других, стоит кровать Ягера. Рядом с ней — печка. На заднем плане — три шкафа светлого дерева, армейского образца. Одним пользуются братья Минне, другим — Кило и Макс, третий — в полном распоряжении Ягера. В глубине барака — титан с водой и на стене — мишень для игры в «птичьи клювы» [216] . Братья Минне сидят на своих постелях — это двое похожих как две капли воды лысых старца. Тот, кого называют старшим, появился на свет раньше на четверть часа. На нем рабочая спецодежда — синий комбинезон и резиновые сапоги. Младший в длинных подштанниках и серой шерстяной нижней рубахе. Ягер, в стороне, насвистывая, чистит ботинки.
216
Игра в «птичьи клювы» — распространенная во Фландрии игра, заключающаяся в том, что игроки мечут стрелы в деревянную мишень. В старину в эту игру играли всадники.
Младший Минне. Минне!
Старший Минне (что-то бурчит).
Младший Минне. Попроси его еще раз.
Старший Минне. Он не хочет. Он, видите ли, устал. (Смотрит на Ягера.) Но чистить ботинки силы у него есть. Зачем ему чистить ботинки? Не спрашивай меня, спроси лучше у него. (Пауза.) Завтра утром он выйдет на свое болото, и ботинки тут же промокнут насквозь и порыжеют. Снова надо будет чистить.
Ягер (не поднимая глаз). Это смягчает кожу, и обувь дольше носится.
Старший Минне. Нет чтобы ходить в сапогах, как все мы, он, видите ли, из другою теста.
Ягер. В сапогах у меня потеют ноги.
Старший Минне. Просто ему нужно чем-нибудь себя занять. В этом все дело. И он прав. Праздность — мать всех пороков. Ну, а если мы тоже хотим себя занять и приглашаем его перекинуться в картишки, ему это не по душе.
Младший Минне. Ну давай же, Ягер.
Ягер. А какова ставка?
Старший Минне. Франк.
Ягер пожимает плечами.
А ты что предлагаешь? Пять франков? Ты думаешь, у нас денег куры не клюют? (Пауза.) Уверен, мы и по тысяче франков не привезем с собой в Эвергем, а ведь целый сезон здесь надрывались, ровно клячи на руднике. Спина у меня согнулась, будто резиновая, и к тому же вся в рубцах и ссадинах. Да, этот сезон я никогда не забуду, господа! Сначала эти шуты гороховые объявили забастовку, не успели мы загрузить свеклой первую тачку, как они начали голосовать. «Стоп! — орут. — Нам слишком мало платят»…
Ягер. Уж если рассказывать, так давай по порядку, Минне. Сначала расскажи об этих французских шутах гороховых, которые дома, во Фландрии, обещали нам двадцать два франка в час и бесплатное питание, а когда мы приехали, стали платить по двадцати одному франку да еще берут с нас деньги за харчи. Вот с чего начни!
Старший Минне. А сколько ты получаешь сейчас? Вот то-то! Или, может, ты уже не платишь за харчи? Вот то-то! И мне приходится работать за тех семерых, что сбежали домой. Нечего сказать, хороша компания, бросили нас здесь отдуваться за двадцать один франк. Вначале было тридцать пять человек, а осталось пять. Подсчитай-ка. Я работаю за семерых, господин Ягер. Да еще прибавь к ним этого. (Кивает головой на Младшего Минне.)
Ягер. Никто не заставлял тебя оставаться.
Старший Минне. Не заставлял. Но что нам делать дома?
Младший Минне. Вот именно: что нам делать дома?
Старший Минне (брату). Уж во всяком случае, там нам было бы лучше, чем здесь. Сам посуди — каждый день на обед капустный суп, у меня от него потом понос всю зиму. Ну, не корчи такую рожу, Минне. И у тебя тоже.
Младший Минне. Да у меня давным-давно понос. С тех пор, как мне пятьдесят стукнуло.
Старший Минне. Ну а у меня он от капустного супа. А от поноса — слабость.
Пауза.
Младший Минне. Осталось еще девять дней.
Старший Минне. Подбрось-ка угля в печку.
Младший Минне исполняет его приказание.
И подоткни тряпкой дверь.
Младший Минне выполняет и это.
И потом, работать в одной бригаде с поляками мне еще ни разу не доводилось, хотя вот уж сорок лет я езжу на сезонные работы. Неряхи жуткие, врут и хихикают с утра до вечера да трещат что-то на своем тарабарском языке. Прежде-то мы работали среди своих, отдельной фламандской бригадой. Длинный Чернявый. Да Остер. Да еще Пьер де Стир, этот, бывало, с такой уморительной серьезной рожей травил препохабнейшие анекдоты, мы покатывались со смеху! Нет, говорю я вам, с сахаром покончено. Гиблое это дело. Больше я сюда не ездок.
Ягер. Ты каждый год это говоришь.
Старший Минне. Но на этот раз так и будет. Хватит с меня поляков. Ну скажи, Ягер, приятно тебе, когда они тараторят что-то по-своему прямо тебе в лицо? Может, они издеваются над тобой, а ты ни словечка понять не можешь.
Ягер. Но когда мы начинаем говорить между собой по-фламандски, они ведь тоже ничего не понимают.
Старший Минне. Тоже сравнил! Мы много лет приезжаем сюда. Мы у себя дома, мы здесь хозяева, а их тут оставили после себя немцы, словно мусор на помойке.