Избранное
Шрифт:
Отец (неуверенно двигается по комнате). Я бы не хотел унизить в ваших глазах достоинство друга, если мне позволено называть так господина графа…
Мать. Пожалуйста, не говорите мне о нем. Этот человек смертельно надоел мне.
Отец. Простите?
Мать. Мы с графом в ссоре.
Отец. Я боялся этого. Да нет, я надеялся на это.
Мать. Присаживайтесь.
Отец. С удовольствием. (Садится на кончик стула.)
Мать. Так чем я обязана вашему столь неожиданному
Отец. Увы!
Э д в а р д-в з р о с л ы й (время от времени повторяет фразы вместе с ними). Взялся за старое… Старое…
Мать. Значит, опять…
Отец. Не сочтите это за дерзость, дражайшая, но я не могу иначе. Я уже давно не живу, во мне все кипит и бурлит, душа моя пылает, а тело…
Мать. Не испытываю ни малейшего интереса к вашему… э-э… телу, комиссар.
Отец (возбужденно). А должны! (Падает к ее ногам и, схватив ее руку, прижимает к своей груди.) Слышите, как бьется сердце?
Мать. В самом деле!
Отец. Если мне позволено быть рядом с вами, мне, человеку, который целые дни проводит в восемнадцатом отделении среди контрабандистов, сутенеров и прочего сброда, который вынужден добывать таким способом хлеб насущный… Да, я простой чиновник, вдовец…
Мать. Чашку чая, комиссар?
Отец. Это пытка! Кто же может думать о чае, дорогая, когда в знойной пустыне рядом с ним журчит прохладный родник — ваши уста…
Мать. Вы заходите слишком далеко, комиссар!
Отец. Вовсе нет! (Идет в наступление.) Радость моя!
Мать. Возьмите себя в руки, любезнейший. Не забывайтесь!
Отец. К черту! К дьяволу! Ко всем чертям!
Из-за ширмы слышится шум. Эдвард сидит на полу, зажимая уши руками.
Э д в а р д-в з р о с л ы й. Меня здесь нет!
Мать (забыв о своей роли, испуганно). Что? Что ты такое говоришь?
Отец. Радость моя! Рядом с вами даже мертвая природа оживает, даже в каменной глыбе пробуждается чувство. Упоительная! О, как горит мое лицо в лучах вашего солнца. (Увлекает ее на диван.)
Мать. Букет!
Отец. Ложе из георгин! (Разворачивает букет, раскладывает цветы и опрокидывает ее на диван.) Произнесите мое имя! Ударьте меня! Погубите меня!
За китайской ширмой слышатся всхлипывания, затем сдавленный стон. Мать поднимается с дивана.
Мать. За ширмой кто-то есть, какой-то зверь.
Отец. Ваш пудель или ангорский кот.
Мать. Там кто-то шевелится.
Отец. Я ваш зверь, ваш дракон, ваш единорог!
Мать (отталкивает его, идет к ширме и отодвигает ее).
Из-за ширмы появляется испуганный мальчик.
Эдвард!
Отец. Эдди! Что ты здесь делаешь?
Э д в а р д-м а л ь ч и к (он не в силах говорить, только показывает на них и громко кричит. Одновременно с ним кричит и Эдвард-взрослый). Обезьяны, павианы, шимпанзе, орангутаны!
Эдвард-мальчик убегает.
Отец и мать обескураженно смотрят друг на друга.
Отец (бежит к двери). Эдди! Подожди! Вернись! Это совсем не то, что ты думаешь, мой мальчик!
Э д в а р д-в з р о с л ы й (родителям). Ну и что теперь? Что вы теперь скажете? Меня ведь там больше нет.
Отец. Госпожа… Мариэтта, я не виноват.
Э д в а р д-в зрослый. Я не желаю этого слышать. Найдите какие-то иные слова! Довольно театра! Спектакль окончен.
Отец. Мариэтта, у тебя корона съехала набок.
Мать вытирает помаду с его щеки.
Я хочу есть. На работе съел только омлет.
Мать. Есть баранья ножка. И ананас на десерт.
Отец. Ананас на десерт…
Мать. Ты думаешь, Эдди все слышал?..
Э д в а р д-взрослый (резко перебивая ее). Нет! Не смейте! Не вмешивайте меня. Меня ведь там уже нет.
Отец. Ты очень добра ко мне, Мариэтта.
Мать. Я люблю тебя. Ты очень сильный и так добр ко мне… И я знаю, ты меня любишь.
Отец. И что же теперь?
Мать (спокойно). Пойду сниму это платье.
Отец (снимает галстук, расстегивает рубашку). Да, пойди переоденься.
Мать. Теперь эти костюмы нам больше ни к чему.
Отец. Пожалуй.
Мать уходит, отец за ней. Эдвард бросается за ними следом.
Эдвард. Не уходите, не убегайте, трусы! Я хочу услышать вас теперь, когда вы перестали играть ваш спектакль. Погодите, еще не конец. Ну пожалуйста!
Отец и мать уходят.
(Обращаясь к Элене.) В лохмотья они одеты, Элена, и это навсегда. В обыкновенные лохмотья! Все эти сказки, забавы и танцы не могут продолжаться бесконечно. В один прекрасный день неизбежно прорывается наружу… настоящая жизнь. Главных слов они так и не сказали, а то, что они говорили, лишено смысла. Ни малейшего смысла.
Элена. Ты болтаешь какую-то чепуху! Я не вижу смысла в твоих словах.
Эдвард. Мне холодно!
Элена. Иди в дом.
Эдвард. Нет.
Элена. Хочешь есть?
Он кивает.
На рынке только баранина. Говядина здесь ужасная, но как-нибудь надо попробовать купить. Будешь суп?
Эдвард. Мне сейчас было так страшно, Элена, я не могу тебе передать. (В пространство.) Я не святой, который, сидя на скале, питается репейниками и кузнечиками. (Снова начинает декламировать.) И когда придет его час, он лицом к лицу встретится с Великой Вселенной и, умиротворенный, вручит ей свое тело на вечный покой. Нет! Кровь еще играет во мне. И моя трепетная плоть еще жива.