Избранное
Шрифт:
Лично меня раздражало, что он обманул старого профделегата, человека светлого ума и большой душевной твердости, в чем я много раз убеждался.
— Ты не мужчина, — упрекнул я Бюзара. — Какая-то негодная девчонка водит тебя за нос.
Корделия возмутилась. И мы с ней снова сцепились.
— Я обещал брессанцу сменить его в двенадцать часов, — проговорил Бюзар.
— Послушай, — обратилась к нему Корделия. — Отправляйся на фабрику, как будто ничего не произошло…
— Именно это я и посоветовал.
— …Поскольку
— Вы думаете, что она действительно меня не любит? — спросил Бюзар.
— Я думаю, что она просто обиделась.
— Но она на самом деле никогда не говорила, что любит меня. Это правда, — настаивал Бюзар.
— Она просто стыдится это сказать.
— Вы правы, — согласился Бюзар.
После его ухода я заметил Корделии:
— Ты сама себе противоречишь. Совсем недавно ты утверждала, что Мари-Жанна по своему складу не может любить.
— Во-первых, я этого не говорила. И вообще сейчас речь не об этом…
— Вся эта история нелепа. Мари-Жанна — сухарь; разве можно любить женщину, которая вот так поджимает губы? А Бюзар — растяпа. Полтора года бегает за ней и ничего не добился. Он мне нравился, пока мечтал выиграть «Тур де Франс». А сейчас, когда он идет на всякие низости, чтобы стать лавочником, он внушает мне отвращение!
— А ты встань на их точку зрения.
— На месте Бюзара я бы предпочел этой мещаночке Мари-Жанне толстуху Жюльетту.
— Не беспокойся, в этом никто не сомневается.
На следующее утро Корделия, выполняя обещание, данное Бюзару, отправилась к своей подружке. Занятая мыслями, как лучше начать разговор, она вошла не постучавшись.
Мари-Жанна с горящими щеками стояла в углу комнаты за своим рабочим столом, положив руки на высокую спинку.
У стола, спиной к дверям, сидел какой-то мужчина. Корделии видна была только его голова: круглая лысина, окаймленная короткими светлыми завитками, и жирный затылок в складках над пиджаком из твида.
Мужчина поспешно захлопнул лежащую перед ним записную книжку и принялся засовывать ее в наружный карман пиджака. Он с трудом протолкнул ее туда. Пухлая книжка была набита истрепанными бумажками; кожаная обложка рыжего цвета потрескалась, сморщилась и вытерлась на углах. Мужчина встал. На нем были брюки-гольф и охотничьи башмаки. «Подрядчик», — решила про себя Корделия.
Не поздоровавшись он прошел мимо нее, опустив глаза и втянув голову в плечи. Судя по его затылку и одежде, Корделия никак не ожидала, что у него будет такой нерешительный вид. Обычно подрядчики твердо шагают по земле. Он пробурчал что-то невнятное и вышел.
Проходя
— Не прощаюсь!
Мари-Жанна поспешно захлопнула окно. Мужчина удалялся тяжелыми шагами. Его походка становилась все увереннее.
— Что это за явление? Кто это? — спросила Корделия.
— Мерзкий тип, — ответила Мари-Жанна.
Глаза у нее блестели.
— Я ему выложила все, что о нем думаю, но он все равно еще придет…
Она была очень возбуждена. И все твердила:
— Они всегда возвращаются.
Не в первый раз уже Мари-Жанна жаловалась Корделии на преследования определенной категории мужчин.
— Старые и женатые, — сказала она как-то.
Она ни разу не назвала ни одного имени. Чаще всего Мари-Жанна обобщала их: «они», «эти», и, рассказывая о своих с ними взаимоотношениях, говорила о себе в третьем лице, словно действующим лицом была не она, Мари-Жанна, а вообще женщина.
— Им говорят: «Вы омерзительны», а они не обижаются, достают свой бумажник и спрашивают: «Сколько ты хочешь?» Их выгоняют, а они вцепляются в вас, кидаются на вас, суют свою грязную щетину вам под нос. Пока их не стукнут, не уйдут…
Нам с Корделией приходило в голову, что, может быть, все это плод воображения Мари-Жанны. Я даже посоветовал Корделии:
— Плюнь ты на нее. Неврастенички встречаются и среди работниц. Тебе кажется, что ты открыла чистое сердце, а оно будет существовать только в две тысячи пятидесятом году. И вообще надомная работа вредна. Ходила бы Мари-Жанна на фабрику, как все девушки в Бионне, и подружки своими насмешками давно бы рассеяли всех ее призрачных ухажеров. Она сошлась бы с Бюзаром, и нервы у нее успокоились бы…
Но в то майское утро Корделия собственными глазами увидела одного из этих преследователей.
— Кто это? — повторила она свой вопрос.
— Наш домохозяин, Жюль Морель, владелец «Пластоформы».
— Что ты с ним сделала? Можно подумать, что ты его нокаутировала.
— Я ему такого наговорила!
— А что он записывал в свою книжку?
— Подсчитывал, сколько я ему должна за квартиру.
— Почему ты не платишь? По твоим словам, вы с матерью не нуждаетесь.
— Он не хочет брать с меня денег.
— А у тебя с ним действительно ничего нет?
— Каждый раз, когда он пытался подойти ко мне поближе, я ему давала пощечину.
— Ты должна платить за квартиру.
— Не могу, он не берет.
— Пошли по почте.
— А расписка?
— Почтовая квитанция заменяет расписку, ты же это великолепно знаешь, возмутилась Корделия.
— Он мне достаточно надоедает. — Мари-Жанна повысила голос. — Неужели ты хочешь, чтобы ко всему еще я давала ему деньги.
Все это Корделия передала мне и добавила: