Избранное
Шрифт:
А Виктор Воронин, а инженер Малкин!
Чубовцы, одним словом!
…Сразу же заработала разведка. Чубу скоро стало ясно: и здесь каратели остаются верными своей тактике - ставка на десятикратное превосходство сил. Наметился точный день фашистской операции - 1 августа.
Михаил Ильич присмотрелся к отрядам и понял: они не выдержат натиска карателей. Но увести партизан в безопасное место он не имел права. Ибо получится: пришел Чуб, организовал хорошую разведку - молодец!
– и показал спину. Что
Уйдут те, кто не сможет выдержать чубовского режима боя, Но отряд Исаева, например, имеет отличную боевую закалку, он и люди этого отряда показали себя и за Таракташем, и в зимних боях. Надо вернуть ему боевой дух. А это возможно только на позиции.
Тридцать первого июля партизанские отряды района, были переброшены в зуйские леса, где «прочес» был закончен.
Август - жаркий, изнурительный, безводный; не сладко и немцам с горной выкладкой шагать по этим чертовым тропам.
Где будет им труднее всего, где им захочется убавить шаг, сделать парочку глотков рома или рейнвейна из фляги? Вот это сейчас важно.
Чуб наблюдает, прикидывает. Вон впереди гора с очень крутым наклоном, похожая на утюг. И называют ее «Утюжком».
Пойдут по ней каратели? Наверняка. Дорога, вернее - тропа с «Утюжка» идет в штаб района. Возможно, и главные силы двинутся туда. Было бы хорошо!
Отряд Исаева вызван на «Утюжок».
– Тихо!
– Чуб по былой привычке собрал партизан не в строй, а вокруг себя.
– Кто видел фашиста в глаза?
– Приходилось.
– Под чьей мушкой стоял фашист в десяти шагах, признавайся.
– В сорока шагах бывало.
– Далековато. Вы поняли? Завтра он будет стоять в десяти метрах от меня и комендантского взвода, в сорока от вашего отряда. У кого кишка тонка? Ну, напрямую!
– Ты, командир, балясы не точи, а уводи нас в зуйские леса, - пробасил кто-то.
– Не слышу. Подойди ближе!
К Чубу устало приплелся красноармеец с бесцветными, сонными глазами.
– Повтори.
– Могу, мне все одно. Не хрена тут нам делать, смысла нет игру тянуть. Немец за Краснодар пошел.
Лицо Чуба покрылось желтизной, но он еще сдерживал себя.
– Он и под Москвой побывал.
– Теперь будет и в самой Москве.
– Выбирай: расстрел сейчас или трибунал потом?
– Шлепай!
Страшная тишина наступила в лесу.
Выстрел - и паникер упал, но стрелял не Чуб, а инженер Малкин.
– Это наше партизанское решение. Всем ясно?
– Капитан Исаев!
– сказал Чуб.
– Боевой рубеж - перекрестная кромка «Утюжка». Стрелять только по фашисту, которого видишь собственными глазами. Повторяю: собственными глазами!
Чуб увел комендантский взвод чуть ниже.
Пока партизаны отдыхали, Чуб, верный своему методу, пошел на личную разведку.
Как важно знать командиру каждую складочку
Да, вот на этом пахнущем полынью пятачке он будет непременно отдыхать. Ему от пятачка нельзя будет продвигаться цепью; желает он того или нет, надо будет скучиваться. Он придет с дальних низин - чертовски усталый, ошпаренный прямыми августовскими лучами.
И что примечательно над пятачком - камни с густым мелким кустарником. Всего в двадцати метрах. Это очень важно. За камнями поперечный вал, а за ним исаевцы.
Михаил Ильич поднялся к комендантскому взводу, лег, передохнул, взял в рот сухой стебелек.
– Батя маракует, - подмигнул Октябрь Козин, Чуб поднял руку, выплюнул стебелек.
– Засада здесь.
– Он повел партизан к камням, что в двадцати метрах от пятачка, где, по его расчету, должны отдыхать немцы. Показал каждому боевую позицию, указал место, где будет находиться сам.
– Смотреть на меня, на мои глаза, на руки. Каждый будет меня видеть. Стрелять по сигналу! Отдыхай!
С полудня четкие звуки из долин долетели к чубовцам. Ясно: там началось большое движение.
Чуб знал свое место. Умелому везет. Расщеленная глыба, обволоченная кустарником. Если стоишь за ним, то тебя видят все партизаны и не будет видеть враг. Кроме того, под твоим наблюдением и тропа, что начинается от поляны. Отличное место!
Рядом, чуть правее и уступом назад, замаскировался с пулеметом Эмма Грабовецкий, по соседству с ним - Козин, дальше - Малкин.
Восемнадцать партизан комендантского взвода. Что ты, что они! Один дух, одно понятие, будто восемнадцать душ с девятнадцатой, командирской, стали одной душой.
Припекает. Снизу голоса. Постреливают, даже шалят - кто-то перекликается очередями автоматов.
В далеком просвете леса мелькают в три погибели согнутые солдатские фигуры.
Чуб оглянулся - и все взгляды на него. Каждому посмотрел в глаза, подбодрил, потребовал выдержки.
У Эммы Грабовецкого горят глаза, на щеки лег нервный румянец.
Слышен цокот кованых сапог, лошадиный храп. Ближе и ближе. Группа карателей вышла на поляну, остановилась, сбросила ношу. Многие вытирают потные лбы.
Грабовецкий побелел. Чуб больше смотрит на своих, чем на вражеских солдат.
«Выдержка, выдержка, выдержка!» - говорят его глаза.
На поляне все больше и больше немецких солдат.
Офицер подошел ближе, пристально посмотрел на скалы, снял пилотку с цветком эдельвейса и уселся на сухую, выжженную траву.
Больше ста солдат накопилось на поляне, а сзади шли и шли.
Чуб резко повернулся к своим, показал: еще рано!
Солдаты выстроились - один за одним, и Чуб резко взмахнул кулаком. И тотчас же раздалась пулеметная очередь Грабовецкого.