Избранное
Шрифт:
– Проследи по карте, куда нацелена красная стрела. Как видишь, на австро-венгерскую границу, а точнее - на город Надьканижа. После потери румынской нефти этот район для Гитлера единственный источник натурального горючего.
Я показал на Дунай за Воеводиной, который предстоит форсировать нашей армии, спросил:
– Почему на том берегу так мало немецких частей и соединений?
– Они уже идут из Греции, Франции, северной части Югославии. Оставляю тебя наедине с картой. Смотри и запоминай, а дороги в особенности. Должен знать их, как улицы своего
– Он вышел.
Воеводина. В селах и городах небольшие наши гарнизоны. Линии фронта как таковой нет. Лишь на стыке Дуная с Дравой и севернее, на том берегу, замечены разрозненные немецкие полки и отдельные венгерские батальоны. Много населенных пунктов, густо пересеченных дорогами. Нет никакой возможности запомнить их названия: Пюшпекпуста, Багсентдьердь… Стараюсь запечатлеть в памяти дороги. Вот влажно-грунтовые. Их больше ближе к той части Дуная, которую нам предстоит форсировать. Между крупными населенными пунктами - дороги с твердым покрытием. На венгерский город Байя тянется отличная магистральная трасса… Главные силы нашей армии - в районе Белграда. Они сейчас тайно сосредоточиваются у сербского городка Гроцка. Здесь намечена их переправа на Воеводину, отсюда летят красные стрелы на Баню, Апатино, Батину…
Валович вошел и полотном накрыл карту.
– Сколько на твоих?
– Семнадцать тридцать три.
– На минуту отстают. Завтра в шестнадцать ноль-ноль быть на переправе у Гроцка. У тебя будут «виллис», «студебеккер», группа офицеров и отделение автоматчиков. Задач много, но главная: за неделю переправить все части и соединения, и так, чтобы не только вражеский самолет, но и птица ничего не засекла. Ваш день - ночь, только ночь. Идеальный порядок, движение строго по графику, абсолютная маскировка. Ты понимаешь, какую ответственность несешь?
– Командиры соединений выше меня по званиям, товарищ генерал.
– Они не менее тебя обеспокоены секретностью марша. Комендант переправы, оперативная инженерно-саперная группа, начальники гарнизонов тоже в твоем подчинении. Со мной связываться только по ВЧ.
…Дождь начался внезапно. За ночь оголил деревья, смыл с лица земли осенние краски. В кюветах бурлила рыжая вода.
Гроцк набит войсками, однако улицы пусты, разве пробуксует одинокая полуторка, поверх кузова заляпанная грязью. В домах - солдаты, под деревьями - замаскированные пушки, машины крыты брезентом, обсыпанным палой листвой. Не так-то легко догадаться, что в городке затаился стрелковый корпус со всеми своими дивизиями, приданными частями и подразделениями.
Дорога круто падала к Дунаю. «Виллис» доскользил до закрытого шлагбаума, тут стояли строгие автоматчики.
– Стой, из какой части, куда?
– Ответственный порученец штаба армии. Что на переправе, где комендант?
– Правее шлагбаума, метрах в ста его землянка.
Над головой раскачиваются под ветром высокие раскидистые ветлы. Меж толстыми стволами - землянка. Вошел - тепло. На столе, сбитом из двух неструганых дюймовых досок, положив русую голову на руки, сладко спал лейтенант
– Эй, хозяева!
Лейтенант вскочил, будто и не спал:
– Здравия желаю. Вам кого?
– Я порученец из штаарма.
– Мы вас ждем, Товарищ комендант!
– гаркнул на всю землянку.
С топчана скатился подполковник, протер глаза, уставился на меня и замахал руками:
– На этот раз не пройдет!…
– Здравствуй! Вижу, узнал меня…
– А, иди ты!… Нет твоего полка в графике - на переправу ногой не вступишь, так и знай, - Он сел на топчан, почесал спину.
– Я на этот раз ответственный порученец штаарма, Комендант вскочил.
– Господи, пропала моя голова!
– Почему же?
– Накавардачишь, мать честная…
– Лейтенант, выйди на минуту, - приказал я. Подождал, пока закрылась за ним дверь.
– Дай руку! Подполковник Тимаков.
– Да знаю я тебя… И надо же - моим начальником оказался. Не застрелишь насмерть, а? Филипп Казимирович, от роду сорок два.
– Сунул теплую руку в мою холодную как лед.
– Константин Николаевич. А «накавардачишь» - это ты здорово сказал! Произвел впечатление, поэтому обещаю сохранить тебя для будущего, до дней, когда будешь качать внука. А пока угости чайком, Филипп Казимирович.
– А покрепче?
– Начнем не с этого. Кто сегодня по графику и когда начнется марш?
– Эх, недоспал! Ты уж сегодня все маты на себя бери, ага?
– Матов не будет, Филипп.
– Тю на тебя, перекрестись! Знаешь, у русского мужика дурацкое упрямство. Решил раньше всех быть на том берегу - график не график, а прет как сатана. Вот тебе и вся обстановка.
– Короткие пальцы его то сжимались, то разжимались. Он сам это заметил, сунул руки в карманы.
– Баба домой не примет - на хрен ей такой псих?
* * *
Меня потребовал к себе командир дивизии. Он жил в ближайшем от переправы доме. Немолодой генерал с детскими глазами и суровыми складками морщин, расходящимися от ноздрей к уголкам рта. Я представился.
– Ладно уж, садись, чайком побалую.
– Он подкладывал мне удивительно вкусные шаньги, и я их умял, наверное, с дюжину.
– Начнем переправляться на два часа раньше. Так, подполковник?
– Это невозможно, товарищ генерал. Только по графику, утвержденному начштаарма.
– Слепой, что ли? График, график, но и голова на плечах. Небо шашкой не проткнешь!
– Километрах в девяти севернее на небе голубые окна.
– Ерунда. Имей в виду: приказ командирам частей мною уже отдан.
– На переправе до семи вечера будет обычное движение.
– Смотри, я, брат, могу и руки скрутить, ежели нужда заставит!…
Небо и вправду низкое, чуть ли не за береговые кручи цепляется. Может, генерал и прав, желая выгадать по крайней мере часа два времени?