Избранное
Шрифт:
— Пожалуйста-пожалуйста, Зиночка! — миролюбиво откликнулась Серафима. Как я понимаю, разговоры вроде того, что завела Аня, для нее — тонизирующий фактор.
— Не до того было… — отозвалась я, помедлив. От Ани не отвяжешься, если она что-то решила выпытать.
— А до чего тебе было? — насмешливо изумилась Аня. — Как же так, без мужчины всю жизнь существовать?..
— Кто вам сказал — без мужчины? — пропела Серафима. — Мы с мужем тридцать лет прожили, а как я на инвалидность перешла, он — ау! Была у него, оказывается, женщина. И Вера Сергеевна подлечится, выйдет, а там ее ждут…
— Никто меня не ждет, нет у меня никого, — сказала я. — Имеются
— И не было, что ли, никого? — доискивалась истины Аня.
— Анна, отстань, тебе же дали понять! — заступилась за меня Люся. — Или научной работой заниматься, или любовь крутить… Ну, а что муж? — продолжила она тему, помолчав. — Ну я восемнадцать лет замужем. Вечером придем домой, я тетрадки проверяю, он телевизор смотрит… Ну и что?.. Я в Кисловодске была, мы с моей сопалатницей на лекцию «Гигиена брака» пошли. Я ее законспектировала. Ну и что толку?
— Грамотная, значит! — заключила Аня. — А мы вон с моим стариком без лекций друг по дружке скучаем. Хотя он и инвалид на протезе…
— Сколько лет вашему старику, Анна Иосифовна? — подала голос Алла.
— Сорок восемь.
— Ну это не старик… — Алла зевнула громко, потом спросила, стараясь за веселым тоном скрыть неловкость: — А если шестьдесят один?..
— И чего ты с ним будешь делать? — поинтересовалась Люся. — Это еще зачем тебе шестьдесят один?
— Да не мне… У девчонки тут одной с четвертой палаты ситуация… Сватается за нее старик, вернее, предлагает жениться.
— Ну и на черта он ей нужен?
— Наверное, богатый… — догадалась Серафима.
Алла промолчала, а я удивленно подумала, что в мое время двадцатилетние девчата обсуждать бы такую проблему не стали. «Неравный брак»… Неужто так изменилось поколение, пришедшее нам на смену, пока я жила в жарких странах?..
— Людмила, я Игорю Николаевичу скажу, чтобы он тебе гормоны принимать назначил. — Аня засмеялась, снова колыхая койку. — Я забыла, как называется, ну да он знает. Старушке одной от полиартрита назначили, она замолилась: отмените! А тебе пущай назначит.
— Я тебе назначу… — сказала Люся добрым голосом и, поразмышляв о чем-то, спросила: — Игорь Николаевич сегодня в диагностике дежурит, может, зайдет к нам?
— Что ему к нам заходить? — откликнулась Аня. — Вот сказали бы — со мной плохо, через ступеньку бы прибег! Прошлой весной я лежала, что-то у меня к вечеру сердце жмет и жмет, прямо до белого пота… Позвали сестру, она — укол и Игорю Николаевичу сообщила. Так он через ступеньку бежал, вошел бледный, как эта стена.
— Потому что вы у него лежите, — сказала Серафима. — А я к нему на амбулаторный пришла без записи, он меня даже не послушал, хотя у меня с сердцем очень плохо было.
— Что мы ему — родные, что ли? — произнесла Люся голосом, в котором слышалось желание, чтобы ей возразили. — Прием большой, если еще мы без записи ходить будем…
— Точно, — подтвердила Алла. — Дома у него жена, двое детей, их кормить надо. Он еще на полставки в соседней больнице подрабатывает. И так сверх сил, если еще нас баловать… Жирно нам будет!
— Не бреши ты, Алка, — огорченно оборвала ее Люся. — Все мы больные, но не надо такой злой быть. Нянчится-нянчится он с тобой…
— У него работа такая, — сказала вдруг Зиночка. — Ему расти надо, вот он и нянчится. Он на Ане да на Алке докторскую защитит.
Я поднялась, надела халат и вышла. Мне не хотелось встревать в спор, тем более что и на самом деле о нашем докторе я имела лишь самое общее представление. Может, он и правда где-то еще «совмещал» ради денег и ради того,
Когда я рвалась всеми силами в очередной раз в Индию, моей настойчивости уступали, хотя я слышала за спиной: «Господи, мало ей — здоровье бы поберегла! На мощу похожа! Кооперативная квартира, машина, ковров навезла…» Все соответствовало действительности: здоровье, подорванное тяжелым для европейца климатом, квартира, машина, два ковра ручной работы. В квартире, однако, у меня все возможное пространство было занято не коврами, а полками с книгами. Из поездок я везла сундуками книги на английском, хинди, урду — словари и специальную литературу; были у меня и древние рукописные книги на пальмовых листах на санскрите. Растрачивая по кусочкам здоровье, я накапливала скитания по дальним индийским деревням и крохотным городкам, далеким от туристских маршрутов. Неторопливые разговоры в маленьких грязных лавчонках-закусочных; разговоры-дискуссии с уважаемыми гуру, которым поклоняются тысячи соплеменников, разговоры о вещах, которые трезвый европейский ум счел бы наивно-претенциозным сновидением; я существовала в этих сновидениях, это было мое Дело.
Я прошла по пустому коридору: основные его обитатели, девчонки и парни, еще валялись, копили силы на послеужинное хихиканье по темным углам. Возле лифта на деревянном диване одиноко сидел кто-то, подойдя поближе, я узнала хоккеиста. С невольной назойливостью я опять взглянула на его руки и ноги: неужто и его не минует чаша сия?.. На ногах у него, поверх тренировочных «олимпийских» брюк, как у всех полиартритиков, были натянуты толстые деревенской вязки носки, а так он пока ничем не отличался от здоровых. Он не очень довольно поглядел на меня, видно, устал за сегодняшний день от внимания. В глазах его вдруг мелькнуло удивление, словно он меня узнал. Я отвернулась: внешность у меня, в общем, если не считать малый рост, довольно распространенная, многим чудится, что они меня где-то видели. Я-то его точно нигде, кроме как по телевизору, не видела.
Когда я вернулась в палату, уже все поднялись, прихорашивались, собираясь на ужин. После ужина заглянул Игорь Николаевич.
— Ну, как у вас? В порядке? Анна Иосифовна, вы как?
— Спасибо, Игорь Николаевич, ничего, хорошо, — отвечала Аня самодовольным баском.
— Селедки у Зины выпросила, поела, завтра отечет! — весело съябедничала Люся, глядя на доктора влюбленными счастливыми глазами.
— Мочегонного дадим! — тоже весело отозвался Игорь Николаевич. — Нельзя же все время на диете, от одной скуки умрешь!
Был он нынче весел, видно, доработался до какой-то узловой интересной мысли, я знавала это состояние пьяного лихого счастья оттого, что, продвигаясь по любимой, но утомительной тропинке, вдруг видишь, что вывела она тебя на взгорочек, который словно пухнет в счастливо-восхищенном собой мозгу, кажется холмом, вершиной, Эверестом… А завтра? Завтра бег по тропочке продолжается дальше, но эти секунды с лихвой вознаграждают за все.
На следующее утро мне дали выпить радиоактивного йода и повели проверять щитовидку. Завтракала я около десяти, в столовой уже никого не было, только хоккеист сидел за столом возле окна, видно, его тоже куда-то водили на исследование. Я взяла на раздаче творог, сосиски и кофе, села к столу, закрепленному за нашей палатой.