Избранное
Шрифт:
– Ты помнишь ленинский декрет о мире?
Как не помнить! По всему Петрограду белели листы с декретом. На
нашем заводе красная гвардия их расклеивала; как пришли после взятия
Зимнего - винтовки в сторону и... Увлекшись, я стал делиться с Иваном
Лаврентьичем воспоминаниями, но он перебил меня:
– Нам нужен мир, но, чтобы отстоять его, мы должны быть
сильными...
Он сидел у стола и, поплевывая на пальцы, направлял фитиль у
свечи, которая
– И бдительными.
Он усадил меня рядом с собой.
– Сначала о Богуше...
– начал разговор Иван Лаврентьич.
Я соскочил со скамейки:
– Уничтожу собаку! Только бы встретить... Спать не буду, все силы
положу... Изловлю гадину!
– Сразу и слов фонтан... Ишь ты, водопроводчик!.. Помолчи-ка, я
тебе слова, еще не давал. Уничтожить изменника - это само собой; не
твоя пуля, так другая для такого Богуша у нас найдется. А сейчас я
хочу, чтобы из этого случая ты сделал правильный вывод.
– Но что же еще от меня требуется?
Иван Лаврентьич напомнил мне мои ночные пререкания по телефону с
Теслером, когда я так внезапно попал в командиры.
– Неправильно, товарищ Медников, ты реагировал на приказ, -
сказал Иван Лаврентьич. - Не ожидал от тебя. Какое имеешь право
отказываться? Разве это праздная выдумка комбрига? Или моя?.. Это
приказ революции. Понял? Революция поставила тебя на бронепоезд!
Он встал, суровый и торжественный. И я поднялся вслед за ним и
стоял не двигаясь, с замирающим сердцем.
– Понимаешь, Медников, кто ты теперь? Без таких, как ты, красных
офицеров наша Рабоче-Крестьянская Армия существовать не может...
Я запротестовал. Никак я не мог признать себя красным офицером.
Если бы еще по саперному делу...
– Ну вот... - развел руками Иван Лаврентьич. - Вот твоя
дисциплина... Дунул - и нет ее!
Уже на рассвете, когда закурились дымки над трубами хат и
заскрипел, подавая воду говорливым хозяйкам, журавель, я вышел от
Ивана Лаврентьича на улицу села.
...Наутро, когда дежуривший по бронепоезду Панкратов построил
всех бойцов на поверку, я вышел к команде и сказал краткую речь.
Крики негодования раздались из шеренги, как только бойцы услышали
про измену Богуша.
Потом все смолкли.
– Прошу слова, - сказал в общей тишине рослый железнодорожник с
синими кантами, наш замковый.
– Говорите, - сказал я.
Железнодорожник громко плюнул перед собой и ткнул носком сапога в
песок:
– Вот мое слово. Больше об этом гаде и говорить нечего!
Слово взял Федорчук.
– Что ж, - сказал матрос, - одним паршивым псом стало больше...
Так ведь нам не поштучно их травить. Так и так приходится бить всей
стаей!..
– Верно!
– дружно поддержали матроса бойцы.
– Вот правильно!
Один только смазчик при известии об улизнувшем изменнике весь
переменился в лице и стал требовать, чтобы я, ни минуты не
задерживаясь, не дожидаясь приказа, вел бронепоезд полным ходом на
позицию.
– Изловлю собаку, сам-один с винтовкой проберусь к белым гадам...
вот посмотришь!
– твердил он, все больше горячась.
Бойцы с тревогой поглядывали на смазчика. Вся команда уже знала о
его тяжелой болезни, и теперь каждый считал личным своим долгом
оберегать товарища от всего, что могло бы ему повредить. А сейчас
человек так разволновался, что дальше некуда...
Но тут неожиданно развеселил всех каменотес.
Старик по свистку дежурного первым вышел на поверку и с тех пор
за все время беседы не проронил ни слова, только слушал. И вдруг он
выскочил из шеренги и хлопнул себя по карманам.
– Та вин же, подлюга, кочергу у меня унес! - гневно вскричал
старик и, покачав головой, добавил сокрушенно: - От-то я горазд рот
раззявив - хочь колесами идь!..
Все бойцы, а смазчик первый, ответили дружным хохотом.
Глава пятая
В этот день мне впервые пришлось вести бронепоезд в бой.
Петлюровцы с утра не давали о себе знать. Видно, заняв Проскуров,
они делали перегруппировку сил и подтягивали резервы, чтобы снова
обрушиться на нас.
Комбриг послал разведку, а бронепоезду приказал выдвинуться и
пощупать противника - обстрелять район станции.
Мы двинулись. Между разъездом, где мы ночевали, и Проскуровом
места холмистые, пересеченные балками, железная дорога поворачивает
здесь то вправо, то влево. Куда ни глянешь - глаз упирается то в
песчаный откос, то в зеленые террасы холмов. Пришлось мне
останавливать бронепоезд, карабкаться на холмы и оттуда осматривать
местность в бинокль. "Лучше уж помедлю, - решил я про себя, - но зато
выберу позицию как следует!" Иные места мне казались подходящими, да
только с этих мест противник не был виден... Наконец я рассмотрел на
горизонте знакомую серую башню водокачки. Но самый город еще был
заслонен от нас холмами. Да и водокачку я видел не всю, а только самую
ее верхушку.
Я еще продвинул бронепоезд к станции, еще, и наконец холмы