Избранное

Григорьев Николай Федорович

расступились в стороны. Вон и Проскуров.

Но только вышли мы на открытое место, как грохнули орудия... Нас

забросало землей и осколками.

Еле успел машинист оттянуть вагоны обратно за холмы.

– Здорово работают!.. - сразу же заговорили все в вагоне, когда

мы очутились опять за укрытием. Мы смеялись, стряхивали землю с шапок,

с плеч, с рукавов. Каждый был рад, что цел остался.

– Да, отсюда не высунешься... - сказал матрос и покосился на

меня.
–

У них это место уже, будь здоров, пристреляно!

Ничего не оставалось делать. Надо было приладиться так, чтобы

стрелять перекидным огнем, через холмы.

Я велел Малюге заложить снаряд. Отошел от орудия, чтобы не мешать

ему, а сам смотрю, как он возьмется за дело: ведь противник-то не

виден!

А каменотес ничуть этим не смутился. Он наставил прицел на самую

верхушку водокачки и давай гвоздить.

Неладно, вижу, делает: ствол пушки у него совсем в небо уперся,

высоко снаряды идут, явно на перелет. И разрывов не видно: если бы

хоть один снаряд угодил в станцию или упал поблизости, так мы бы уж

наверняка целое облако дыма увидели, - взметнуло бы дым по самую

крышку водокачки!

Нагляделся я еще в первом бою, какие разрывы у шестидюймового

снаряда...

Ни черта, вижу, не стоит наша работа. Зло меня берет, а поправить

ничего не могу. Как без рук! А каменотес все гвоздит да гвоздит без

оглядки. Пламя хлещет меня по глазам, в ушах гудит. Стою я позади, у

борта, и под грохот орудия считаю выстрелы. Отсчитываю каждый со

злостью: "Седьмой... восьмой... девятый..."

"Как же, - думаю, - быть? Ведь не то делает, совсем не то. А что

надо? Что надо-то?"

– Сто-ой!.. - бросился я к каменотесу на двенадцатом выстреле.
–

Отставить стрельбу.

Каменотес даже попятился от неожиданности и убрал руку с прицела.

А племянник его как вкопанный остановился у лотка со снарядом в руках.

Скользкий стальной двухпудовик чуть не выскочил у него из рук, парень

кряхтя наклонился и опустил снаряд на пол.

Матрос, смазчик, рослый железнодорожник - все повернулись ко мне.

С минуту еще лязгал и дребезжал буферами раскачавшийся от

выстрелов вагон, потом стало совсем тихо.

– Вслепую, отец, стреляешь, - сказал я.
– Желтозадым на потеху...

Наблюдательный пункт нужен!

– А где же это у нас наблюдатель? - Малюга прищурился на меня

из-под своей соломенной шляпы и усмехнулся.

Кровь бросилась мне в лицо... Я сжал кулаки.

Малюга в смущении стал пятиться от меня, но я уже овладел собой.

Не глядя ни на кого, я отбежал в угол вагона, где среди всякого

хлама валялись телефонные аппараты, пучки спутанного провода, лопаты,

топоры.

– А ну-ка, помоги мне! - подозвал я матроса. - Надо телефонную

линию проложить.

Матрос присел возле меня и начал копаться в проволоке.

– Эх, не обучен я этому делу, - бормотал он.
– Концы да концы, а

как их свяжешь? Морским узлом, пожалуй, и не годится... Эй, фуражки с

молоточками! - крикнул он, обернувшись к нашим железнодорожникам. -

Может, вы в этом деле кумекаете?

Подошли оба железнодорожника, замковый и смазчик, но и они, как

Федорчук, не знали, с какой стороны подступиться к аппаратам. Смазчик

полез было в провода, но тут же запутался в них с руками и ногами, как

в тенетах, и долго отстегивал узелки проводов от пуговиц и раскручивал

петли с рваных, в заплатах сапог.

Я стоял, не зная, что делать.

"Тьфу ты, черт, ведь был же на бронепоезде телеграфист - этот, с

желтыми кантами... Так негодяй Богуш прогнал его!"

– Товарищ командир! - вдруг услышал я голос с насыпи. Гляжу,

около паровоза стоят два наших красноармейца-пулеметчика. Воду пьют из

тендера, присасываясь к водомерным краникам.

– Ну, чего вам?
– отозвался я.

Один из красноармейцев подбежал к вагону, румяный, с бровями

подковкой, и я сразу узнал в нем Никифора, того самого, который вчера

первый открыл огонь по петлюровцам.

– Вы телефонистов спрашиваете? - сказал он, стряхивая воду с

гимнастерки.
– У нас в команде имеются.

– Телефонист?.. Давай его скорее сюда!

Оба красноармейца проворно влезли в вагон.

– Вот они, телефонисты, - сказали они, став рядом.

– Даже двое? Вот здорово! Ну, беритесь, ребята, за дело, тут

каждая минута дорога.

Красноармейцы бросились в угол вагона, разрыли, перекидали в

четыре руки весь хлам и под старыми, порыжевшими пучками проводов

отыскали телефонную катушку. Они покувыркали ее по полу, осмотрели со

всех сторон. Попробовали на ощупь блестящий просмоленный провод.

– Хорош!
– сказали они в один голос.
– Будет действовать!

И сразу же начали прокладывать линию. Один телефонист спрыгнул в

канаву у рельсов и установил аппарат. Возле аппарата он воткнул в

землю штык от винтовки, к штыку прикрутил обрезок провода и соединил

его с аппаратом. А землю вокруг штыка полил водой, как цветок

поливают: это чтобы сухая земля стала проводником электричества.