Избранное
Шрифт:
— Всего, конечно, не скажу, но частично. Вернулась некая чета из отпуска. Легла спать, а не спится. Ему душно, ей тошно, а обоим противно. Ночь глубокая, тьма за окном, и в квартире жуть стоит. Поднялись они и давай обыскивать шкафы. Заглянули под кровать… Пресвятая богородица, спаси меня, как водится! Лежит там окровавленный труп…
— Твой, что ли?
— Зачем мой… Тоже мужеского пола, но обчищен до нитки.
Гляжу, третий больной поворачивается ко мне личностью. Если у нас повязаны лишь головы, то у него один нос с глазами торчит. А послушать, видать,
— Дальше-то? — торопит меня сосед.
— Ну, вызвали милицию. Повели следствие. Оказалось, этот труп на лестнице порешили, раздели, а чтобы милиция нашла его попозже, открыли воровскими отмычками чужую квартиру да под кровать и засунули.
— Вот так бандитизм, — Стропаль позабыл и про свои смертельные страхи.
— Но следствие уперлось, поскольку таких случаев уже с десяток. Что такое? А орудует в городе крупная шайка рецидивистов под названием «Черные джинсы». И поймать их нет никакой возможности, поскольку вооружены, меняют свое обличье и логово, а отпечатков пальцев нигде не ставят. Вот такое дело.
— А ты при чем?
— Слушай далее…
Но слушать далее соседу не довелось, поскольку вошла сестричка. Она сказала кому-то за плечо, походя:
— Только недолго.
И тогда я увидел свою жену Марию и своего младшего сына Геннадия.
3
Пока они шли к койке, в моей шумливой голове взвился добрый десяток мыслей как бы одной стаей, разом. Может, и не мыслей, а чистых переживаний. А вернее, и того и другого вперемежку, поскольку ум с душой частенько в одной упряжке скачут. Думаю, вот предложь…
Думаю, вот предложь мне денег, допустим, рюкзак, ими набитый, — не возьму. Или предложь мне работу руководящую, с секретаршей для чая и, к примеру, с пятью замами, — не соглашусь. Дом каменный предложь за городом, с теплицами и разными светлицами… Автомобиль предложь зеркальный, да с таким ходом, что не едешь, а на облачке плывешь… Красавицу душистую ко мне подошли… Да хоть королем предложь, у которого и дворец, и королева, и питание дефицитное…
Откажусь, ей-богу. А заместо всего этого попрошу я себе счастья. Какого? Да вот этого самого, какое есть. Чтобы всегда в момент беды приходила бы ко мне Мария с сыновьями.
Однако Мария повела себя так, что я испугался, — она миновала все беленькие стулья, подбежала к моей кровати и пала на колени у моего изножья, на пол:
— Боже, что с тобой случилось, почему напасти сыплются?..
И рыдает-заливается, уткнувшись в одеяло:
— Жизнь мы прожили немалую, а на старости беда пришла…
— Мария, белье казенное слезами замочишь.
— На кого оставишь нас-то, бедных сиротинушек…
— Мария, да я жив-здоров!
— Ты уйдешь в сторонку дальнюю, так и мне не жить, горюшице…
Тут я смекнул, что Мария пустилась в обрядовый плач — где бабкины слова вспомянет, а где и свое вставит.
— Генк! — рявкнул я так, что меня вторично по голове тюкнуло.
Он силой поднял ее с пола и усадил на стул:
— Мама, врач же сказал, что ничего опасного.
Мария всхлипы не оставила, но
— А я знала, что тебя по голове съездят, — сказала она сурово, как очнулась.
— Чего ж не предупредила?
— Да ты б разве послушал?
— Умереть я, Мария, не мог.
— Почему же?
— А помнишь, я тебе говорил о трех человеческих жизнях? Первая — до пенсии, вторая — после пенсии, а третья — в делах завершенных.
— Разве все твои байки упомнишь…
— Это не байка, а подлинно. Так как же я могу умереть, коли второй жизнью один год прожил? И зова мне не было, — дополнил я, косясь на мнительного соседа.
— Да ты и на зов чихнешь…
— Отец, кто тебя?
— Не суть, — отвязался я от вопроса.
Мария утерлась, спрятала платок и сказала мне веско, чтобы помочь в моей поправке:
— Выздоравливай, Коля, да я на развод подам…
— Я просил частушку, а меня опять в макушку.
— Отец, кто тебя?
— Неважно, это по работе.
— Да-да, Коля, пойду на развод, если не дашь мне слово ни во что не встревать.
— Конечно, дам, — свободно улыбнулся я.
И вдруг чувствую, что меня озаряет. Как бы увидел я на потолке светлый путь, невесть кем начертанный. Почему это невесть кем? Да мною же. Видится мне этот путь целиком, даже в виде арифметического порядка, — как человек должен идти и куда. Вернее, путь его второй сущности. А вот со словами пока туговато…
— Отец, кто тебя?
— Не твоя забота, на то есть милиция. Расскажи-ка лучше, как течет твоя семейная жизнь.
Тут Мария из-за спины подтащила сумку, величиной с хороший чемодан. Видать, Генкина. И пошла гастрономия, перемешанная с бакалеей: банки, пакеты, кульки и бутылки. Правда, с соками. Все принесли, кроме сырой крупы.
— С Вестой, отец, жить трудновато.
Что, характер?
— Да нет… С виду хрупкая, но энергии в ней навалом.
— Как понимать?
— Крутимся. Турпоходы, театры, книги покупаем, пластинки собираем, кино смотрим… Я забыл, когда и в аппаратуру заглядывал.
— В молодости и надо крутиться.
— Иногда охота тихонько у телевизора посидеть.
— Я тебе вот что скажу, Гена. А ты хоть запомни, хоть запиши. Человек не волен выбрать себе время жизни — это решают родители. Человек не волен выбрать время смерти — это решает природа. Но образ жизни выбирает сам человек.
Тут сестричка вошла и в ладошки хлопнула. Мол, сеанс окончен, и больному, то есть мне, нужен покой. Мол, на рентген пойдем. Мария, конечно, заревела по новой, стала меня целовать и мою тупую башку «головкой» называть. Пообещала завтра прийти. Да я думаю, что она еще и сегодня заглянет.