Избранное
Шрифт:
Дом Кандаю стал процветать. Он завел собственных быков, купил землю. Хлопок цвел, рис приносил осенью урожай. Жилось семье привольно. Пришла четырнадцатая весна Когин. Лицо у нее и от природы-то было нежно-розовое, как цветы сакуры, да к тому же она еще и румянилась и белилась, так что в глухой горной деревне она особенно бросалась в глаза. И многие тайно по ней вздыхали, но Когин, гордясь своей красотой, придирчиво перебирала женихов. Так и не выбрав себе мужа, она пустилась в разгул, о ней пошла дурная слава. Родители пытались образумить Когин, но она и слушать не хотела их увещеваний. «Все наше богатство появилось благодаря моей смекалке!» — всякий раз говорила она, намекая на то, что случилось в прошлом, и хоть была она им родной дочкой,
Однажды Когин сама присмотрела себе мужчину и решила выйти за него замуж. Родители дали согласие, понимая, что лучше ей не перечить. Жениха пригласили в дом и обо всем договорились. Родители возрадовались, что у них будет хороший зять, честный человек. Но когда уже выпили сакэ, чтобы отметить заключение брачного союза, Когин вдруг увидела около уха жениха едва заметный шрам, оставшийся от нарыва. В ней тут же родилось отвращение к нему, и она убежала к тетке, жившей в Вакаяма. Тетка тоже не могла держать Когин у себя в доме и устроила ее служанкой в один из знатных самурайских домов. Там Когин, повинуясь своему распутному нраву, стала заигрывать с хозяином дома, не стыдясь госпожи, и в конце концов прибрала его к рукам. Госпожа, происходившая из благородного самурайского рода, в первое время делала вид, будто ничего не замечает, памятуя к тому же, что подобное случается в жизни. Но Когин становилась все более дерзкой и не прекращала связи с господином. Все в доме пошло вверх дном. «Как бы люди не прослышали об этом!..» — тревожилась госпожа. Супруги не отдалились друг от друга душой, и однажды ночью госпожа открыла сердце своему мужу. Тот уразумел, что поступал не по чести, решил отныне держаться достойно и разом порвал свою связь с Когин. С той поры Когин возненавидела госпожу. Как-то раз, улучив момент, когда господин находился на службе, она подкралась к изголовью спавшей госпожи, схватила ее кинжал и одним махом вонзила ей в грудь, около сердца. Пораженная госпожа вскочила. «Негодяйка! Не уйдешь!» — воскликнула она, выхватила из ножен длинный меч и погналась за ней в сад, но, видно, Когин устроила там для себя лазейку — ее и след простыл. Разгневанная госпожа металась из стороны в сторону, но рана была глубока, и силы ее оставляли.
— Убейте негодяйку Когин! — слабо воскликнула она несколько раз, и тут душа ее отлетела. Служанки, спавшие в соседнем покое, пробудились, когда все уже было кончено. Они проливали горючие слезы, но разве запоздалыми слезами поможешь горю? Послали погоню, однако Когин сумела отличнейшим образом скрыться.
Тут был отдан приказ: «Пока Когин не объявится, заключить ее родителей в темницу!»
Родителям Когин пришлось изведать все тяготы темницы. Власти порешили, что им надлежит оставаться узниками до той поры, пока дочь не отыщется. Однако никто не мог дознаться, в каком направлении она скрылась, и вскоре огласили, что восемнадцатого дня десятой луны родителей казнят. Чиновник, ведавший этим делом, пожалел стариков.
— Раз случилось все это из-за вашей непочтительной дочери, укрепитесь духом и помолитесь о загробной жизни.
И целый вечер он угощал их вином, на память об этом мире. Старик отец Когин пришел в веселое расположение духа и, казалось, нисколько не унывал.
— Другие, даже по-настоящему виновные, обычно горюют и убиваются в ожидании казни и никогда не думают о преступлении, которое свершили, — сказал чиновник. — Ты же, не сотворивший никаких злодеяний, должен быть казнен из-за дочери, и при этом ничуть не горюешь… Отчего это?
И тогда отец Когин поведал без утайки повесть о расплате за содеянное им — о том, как он убил монаха.
— Как раз завтра, месяц в месяц, день в день, исполнится семь лет, как я совершил это преступление. Так уж видно, мне суждено! — сказал он и, казалось, уже собрался с духом. Хотя он был злодеем, но теперь из-за его чистосердечия все жалели его.
Наказание за грех было неминуемо, и родителям Когин наутро отрубили головы. Дочь, прослышав
Гибель в неведомой стране,
или Рыбак из провинции Исэ, унесенный волнами
И в сутрах говорится: «Жизнь человеческая подобна пузырькам пены на воде». Волны движимы ветром, а сердце человеческое сбивают с толку дурные друзья-приятели.
В большой гавани Тоба, в провинции Исэ, жил один небогатый кузнец по имени Тонай, ковавший крючки для рыбаков. У него был единственный сын по имени Тоскэ, отец обучил его тому же ремеслу, и сын стал ему опорой в старости. Уж так заведено в нашем бренном мире — родители о детях пекутся, а дети выполняют свой долг, почитая родителей.
На том же побережье проживал тогда человек по имени Камбэя, совсем недавно разбогатевший. Он построил большой корабль под названием «Счастье» и вел крупную торговлю с Эдо. На корабле этом служило множество молодых людей. Тоскэ, завидуя им, решил оставить прежнее ремесло и наняться на корабль. Родители сильно опечалились.
— Заработок добывают самыми разными путями, но нет опаснее ремесла, чем плавать по бескрайним морским просторам, ведь жизнь у тебя одна, а ты подвергаешь ее опасности; оставь это намерение, — всячески увещевали они сына, но Тоскэ не слушал. Провожая сына в путь, они оплакивали его, как покойника, и слезы их разливались, как море, расстилавшееся перед глазами, но Тоскэ не был тронут горем родителей.
— Хочу посмотреть Восточные провинции, уж отпустите меня одни разок, — сказал он и с этими словами уехал.
И ветреными вечерами, и в дождливые утра родители тревожились о сыне, всем богам моленья возносили, всем буддам на поклонение ходили. Позабыв о собственной загробной жизни, они молились теперь лишь о благополучии сына здесь, на земле, в этой жизни, и просили только, чтоб он избежал опасностей.
И вот на следующий год корабль благополучно возвратился в гавань Тоба вместе с весенним ветерком. На радостях, что вновь увидели сына, родители устроили праздничный пир. Тоскэ, сидя на пиру, клялся на все лады:
— Больше я никогда не буду плавать на корабле, потому что это неугодно моим родителям.
Но хоть на словах он успокаивал стариков, в глубине души и не думал отказываться от путешествий.
Стремиться к наживе свойственно человеку, но на сей раз безрассудными помыслами Тоскэ двигала страсть. Во время первого плавания в Эдо корабль останавливался в гавани Симода в Идзу. Там Тоскэ вступил в связь с одной женщиной из веселого квартала, и вот из-за этого он бросил родной дом, даже ни с кем не попрощался и, воспользовавшись тем, что нашлось судно, отплывавшее в Восточные провинции, уехал туда.
Была середина осени, в небе клубились грозные тучи. Погода не предвещала ничего хорошего. И вот начиная с часа Тигра задул тайфун. Девять дней судно носилось по воле ветра, ночь ото дня можно было отличить только по лунному свету. Люди, утерявшие присутствие духа, были словно в кошмаре, как вдруг они почувствовали, что днище судна коснулось мели. Все пришли в себя, а как осмотрелись — видят: растения, очень похожие на те, что растут на родине, в Японии, но листья камышей большие, как на банановых деревьях, а среди камышей пасутся животные с загнутыми назад рогами, наверное, буйволы, о которых они слыхали. Были там и люди, но с крыльями, голоса их звучали точно собачий лай, а уши длиною превышали дзё. Все в них было непривычно, вид диковинный, и когда эти мерзкие существа скопом приблизились к кораблю, все невольно сжались от ужаса. Моряков на корабле было тридцать два. Давно уже не видя вокруг ни гор, ни сел, они не в силах были сдержать слезы, хоть и были суровыми мужчинами.