Избранное
Шрифт:
— Спорим хоть на твою тетку, что ты не знаешь место паучьих гнезд, — говорит Пин.
Шкура кладет тряпку.
— Сопляк! Мне известен в овраге каждый камешек. А со сколькими девчонками я валялся на берегах ручья — тебе даже не снилось.
У Шкуры две пожирающие его страсти: оружие и женщины. Он вызвал восхищение Пина, компетентно обсудив с ним всех проституток в городе, назвав цены, назначаемые его сестрой Негрой, что позволяет предполагать, будто он и ее хорошо знает. Пин и тянется к Шкуре, и вместе с тем испытывает к нему отвращение: хлипкий, вечно зябнущий Шкура постоянно рассказывает либо о девчонках, предательски
— Никто не знает, где находятся паучьи гнезда, — повторяет Пин.
Шкура смеется, обнажая десны.
— А я вот знаю, — говорит он. — Сегодня я иду в город реквизнуть автомат у одного фашиста, заодно поищу и твой пистолет.
Шкура то и дело наведывается в город и возвращается обвешанный оружием. Ему как-то всегда удается пронюхать, где спрятано оружие, кто держит его у себя дома, и он идет на риск быть схваченным, лишь бы только пополнить свой арсенал. Пин не знает, верить Шкуре или нет. Может, Шкура и есть тот самый настоящий друг, которого он так долго искал, друг, который знает все о женщинах, о пистолетах и даже о паучьих гнездах? Но Пина отпугивают красноватые, холодные глазки Шкуры.
— Ну а если ты найдешь мой пистолет, ты мне его принесешь? — спрашивает Пин.
Шкура хохочет так, что десны вываливаются наружу.
— Если я его найду, он станет моим.
Отобрать оружие у Шкуры не так-то просто. Каждый день в отряде вспыхивают ссоры, потому что Шкура плохой товарищ и утверждает, что ему принадлежит право собственности на все собранные им боеприпасы.
Прежде чем уйти в партизаны, Шкура записался в «черную бригаду», чтобы получить автомат. С этим автоматом он носился по городу и стрелял во время комендантского часа кошек. Потом он дезертировал, прихватив с собой половину оружейного склада. С тех пор Шкура снует между городом и партизанским лагерем, раздобывая чудные автоматические винтовки, ручные гранаты и пистолеты. Он частенько заводит речь о «черной бригаде»; в его рассказах она окрашена в дьявольские, но не лишенные привлекательности тона: «В „черной бригаде“ делают так-то… В „черной бригаде“ говорят…»
— Так я пошел, Ферт, — говорит Шкура, облизывая губы и шмыгая носом.
Никому не позволено уходить и приходить, когда ему вздумается, но экспедиции Шкуры себя оправдывают: он никогда не возвращается с пустыми руками.
— Я отпускаю тебя на два дня, — говорит Ферт, — но не больше. Понятно? И без глупостей — не то тебя схватят.
Шкура продолжает облизываться.
— Я возьму с собой новый «стэн», — говорит он.
— Нет! — возражает Ферт. — У тебя есть старый. Новый «стэн» понадобится нам.
Обычная история.
— Новый «стэн» принадлежит мне, — гнусит Шкура, — я его принес, я его и заберу.
Когда Шкура начинает задираться, глазки у него еще больше краснеют, словно он вот-вот заплачет, а голос становится еще гнусавее. Но Ферт холоден и непреклонен; только ноздри у него ходят ходуном.
— Тогда ты никуда не пойдешь, — говорит он.
Шкура плачется, припоминает все свои заслуги, говорит, что уйдет из отряда
— Ты сделаешь то, что я тебе прикажу, — говорит Ферт. — Ясно?
Товарищи смотрят на Ферта одобрительно. Они уважают Ферта не больше, чем Шкуру, но довольны, что командир поставил на своем.
Шкура шмыгает носом, а на его бледной щеке багровеет след пятерни.
— Ты об этом еще пожалеешь, — говорит Шкура. Он поворачивается и выходит из сарая.
В лесу туман.
Мужчины пожимают плечами. Шкура не раз устраивал подобные сцены, а потом всегда возвращался с хорошей добычей. Пин бежит следом за ним:
— Шкура, послушай, мой пистолет… — Он сам не знает, о чем же его попросить.
Но Шкура исчез. Голос Пина тонет в тумане. Он возвращается к остальным партизанам. В волосах у них — солома, в глазах — тоска.
Чтобы разрядить атмосферу, Пин принимается зубоскалить. Он подшучивает над теми, кто менее способен защищаться и кого легче всего разыграть. Сейчас предметом его насмешек оказываются четыре свояка-калабрийца — Герцог, Маркиз, Граф и Барон. Приехав сюда, чтобы жениться на четырех сестрах, переселившихся в эти места из их родной деревни, они образовали что-то вроде самостоятельной партизанской группы под началом Герцога. Он из них самый старший и умеет заставить себя уважать.
На голове у Герцога надета круглая меховая шапка, спущенная на одно ухо; на его квадратном, диком лице топорщатся прямые усы. За поясом у Герцога заткнут громадный австрийский пистолет. Как только кто-нибудь пытается ему перечить, он тут же выхватывает пистолет и тычет его в живот собеседнику. При этом он бормочет страшные угрозы на своем грубом диалекте, переполненном сдвоенными согласными и чудными окончаниями:
— Жж… р-разворо-рочу!
Пин его передразнивает:
— У! Деревенщина!
Герцог, который не любит, чтобы над ним потешались, бросается за Пином с пистолетом и вопит:
— М-мозги выпущу! Р-рога поломаю!
Пин так расхрабрился потому, что он знает — другие партизаны на его стороне и в случае чего заступятся. Все они потешаются над калабрийцами — над Маркизом с его рыхлым лицом и лбом, начисто съеденным волосами; над Графом, тощим и меланхоличным, как мулат; над косоглазым Бароном — он из них самый молодой, — над его большой черной крестьянской шляпой и медальоном с изображением богоматери, который наподобие серьги болтается у него в ухе.
У себя в деревне Герцог был подпольным скотобойцем. Когда в отряде надо разделать тушу, он всегда берется за это дело. Он исповедует какой-то мрачный культ крови. Свояки часто покидают лагерь и отправляются в долину, на плантацию гвоздик, где живут их жены. Там они устраивают таинственные дуэли с фашистами из «черной бригады», засады, вендетты, словно ведут свою собственную войну, начавшуюся из-за каких-то древних семейных распрей.
Иногда по вечерам Дзена Верзила по прозвищу Деревянная Шапочка просит Пина чуть-чуть помолчать: в книге ему попалось интересное место и он хочет почитать вслух. Случается, что Дзена Верзила по прозвищу Деревянная Шапочка несколько дней не выходит из сарая, валяясь на слежавшемся сене и читая при свете керосиновой лампы большую книгу, на которой написано «Супердетектив». Он готов таскать с собой книгу даже в бой и, поджидая, пока появятся немцы, преспокойно читать, положив книгу на диск пулемета.