Избранное
Шрифт:
— Господам не пристало так выражаться! — одернул его Габаль.
43.
И наступил знаменательный день, день, когда Габаль получил долю рода Хамдан, причитавшуюся им по праву часть доходов от имения. Получив деньги, Габаль уселся во внутреннем дворе того самого дома, где недавно была одержана победа, и призвал к себе всех членов рода. Он сосчитал, сколько в каждой семье душ, и честно разделил поровну все деньги. Себе он взял столько же, сколько дал и остальным. Хамдан в глубине души был недоволен такой дележкой, но, боясь прямо сказать об этом, выразил свое недовольство
— По–моему, Габаль, — сказал он, — ты поступаешь несправедливо по отношению к самому себе.
Нахмурившись, Габаль ответил:
— Я взял то, что причитается мне и Шафике.
— Но ты же глава нашего рода.
Громко, чтобы все его слышали, Габаль проговорил:
— Не подобает главе рода обкрадывать сородичей. Даабас, который с тревогой прислушивался к этому разговору, вдруг сказал:
— Габаль не Хамдан, Хамдан не Даабас, а Даабас не Каабильха!
Габаль гневно возразил:
— Ты хочешь членов одного рода разделить на господ и слуг!
Но Даабас продолжал настаивать на своем:
— Среди нас есть и владелец кофейни, и бродячий торговец, и нищий. Какое же может быть между нами равенство? А я, например, был первым, кто в нарушение запрета покинул дом и подвергся преследованию со стороны Кадру. Я был первым, кто встретил тебя на чужбине, и именно я первым поддержал тебя, когда остальные колебались.
Взбешенный этими словами, Габаль вскричал:
— Ты хвастун и лжец! Клянусь Аллахом, подобные тебе не заслуживают доброго отношения.
Даабас хотел еще что–то добавить, но, увидев гнев, полыхавший в глазах Габаля, передумал и пошел прочь, не сказав ни слова.
А под вечер он отправился в курильню кривого Атриса и уселся там в кругу курильщиков, надеясь, что с клубами дыма развеются и его заботы. Спустя некоторое время Даабас предложил Каабильхе сыграть партию в сигу [22] и за полчаса проиграл ему все свои деньги. Атрис, узнав об этом, засмеялся и, меняя в кальяне воду, заметил:
— Не повезло тебе, Даабас! Нищета написана тебе на роду, вопреки завещанию владельца имения.
22
Сига — игра наподобие шашек.
Проигрыш выбил из головы Даабаса остатки дурмана, и он злобно пробормотал:
— Богатство так легко не теряют!
Атрис сделал затяжку, чтобы проверить, достаточно ли в кальяне воды, и сказал:
— Однако ты уже потерял его, брат!
В это время Каабильха аккуратно складывал деньги и уже поднял было руку, чтобы спрятать их за пазуху, как вдруг Даабас резким жестом схватил его за руку и потребовал вернуть деньги.
— Они уже не твои! — запротестовал Каабильха.
— Верни деньги, навозный жук! — закричал Даабас, а Атрис, видя недоброе, вмешался:
— Не ссорьтесь здесь, вы не у себя дома!
Даабас, крепко держа Каабильху за руку, не унимался:
— Я не позволю этому навозному жуку грабить меня!
— Отпусти мою руку, Даабас! Я тебя не грабил!
— Может, ты
— Зачем же ты стал играть на деньги?
Тут Даабас отвесил Каабильхе затрещину и потребовал:
— Отдай деньги, не то все кости переломаю! Каабильхе удалось вырвать руку, и это привело Даабаса в ярость. Что было силы от ткнул пальцем прямо в правый глаз Каабильхе. Тот заорал благим матом, схватился за глаз и вскочил на ноги, уронив при этом деньги, которые посыпались прямо на колени Даабасу. Вопя от боли, Каабильха стал извиваться и корчиться. Курильщики обступили его со всех сторон, а Даабас тем временем подобрал деньги и спрятал у себя на груди. К нему подошел испуганный Атрис.
— Ты выбил ему глаз!
Даабас ужаснулся тому, что натворил, и убежал из кофейни.
Некоторое время спустя Габаль снова стоял во дворе дома хамданов, окруженный сородичами. Он весь кипел от негодования. Перед ним на корточках сидел Каабильха с перевязанным глазом, а Даабас стоял, понурив голову, и молча выслушивал возмущенную речь Габаля. Хамдан, желая хоть немного успокоить главу рода, сказал:
— Даабас вернет деньги Каабильхе.
— Пусть сначала вернет ему глаз! — воскликнул Габаль. Каабильха заплакал, а поэт Ридван, тяжко вздыхая, проговорил:
— Увы, это невозможно.
— Однако можно расплатиться оком за око! — ответил Габаль, и лицо его при этом напоминало предгрозовое небо.
Даабас испуганно поднял взгляд на Габаля и, протягивая деньги Хамдану, прошептал:
— Злоба лишила меня разума, но я не хотел покалечить его.
Габаль долго глядел на него в молчании, а потом грозно произнес:
— Око за око! Вина на зачинщике!
Члены рода Хамдан растерянно переглянулись: никогда еще они не видели Габаля в таком состоянии. Его охватила ярость, какой он не испытал ни в тот день, когда покинул дом Ходы–ханум, ни даже когда убил Кадру. Воистину в гневе своем он был страшен, и не было силы, способной удержать его от задуманного. Хамдан хотел было что–то сказать, но Габаль опередил его:
— Владелец имения не для того отметил вас своей любовью, чтобы вы калечили друг друга. Если в нашей жизни не будет закона и порядка, смута погубит нас всех. Поэтому, Даабас, ты должен поплатиться собственным глазом.
В ужасе и исступлении Даабас закричал:
— Не смейте меня трогать, а не то я всех убью!
Но Габаль бросился на него, как свирепый бык, и сильным ударом сбил с ног. Даабас потерял сознание. Габаль подхватил его под мышки, поставил на ноги и, повернув лицом в сторону Каабильхи, приказал тому:
— Отомсти за себя!
Каабильха подошел к Даабасу и остановился в нерешительности, а из жилища Даабаса донеслись крики и плач. Несмотря на это, Габаль был неумолим.
— Давай же, пока я не закопал тебя живьем! — крикнул он.
Каабильха приблизился к Даабасу, ткнул его пальцем в правый глаз и выбил его. А из жилища Даабаса донеслись еще более громкие крики и плач…
Некоторые мужчины из друзей Даабаса, в том числе Атрис и Али Фаванис, Тоже плакали, а Габаль, обращаясь к ним, сказал: