Избранное
Шрифт:
— Мой сын Рифаа!
Ханфас смерил юношу недовольным и презрительным взглядом.
Презрение это, как поняли окружающие, было вызвано непривычным для нашей улицы деликатным обликом Рифаа. Небрежно пожав его руку, Ханфас обернулся к его отцу.
— Ты, наверное, пока отсутствовал, забыл все порядки на нашей улице?
Шафеи сразу понял, куда он метит, и сказал, пытаясь скрыть неловкость:
— Мы всегда готовы тебе услужить, муаллим!
— А почему ты бежал с нашей улицы? — подозрительно глядя на него, спросил футувва.
Шафеи медлил, стараясь найти
— Ты бежал от Занфаля?
На помощь Шафеи поспешил поэт Гаввад:
— Он ни в чем не провинился.
— Если я рассержусь, — пригрозил Ханфас, — от меня не убежишь!
— Муаллим, ты увидишь, мы будем самыми примерными жителями улицы, — умоляющим голосом пообещала Абда.
Семья Шафеи в окружении друзей и родственников направилась к дому Наср, чтобы разместиться там в свободных комнатах, которые указал им Гаввад. В окне, выходящем во внутренний двор, стояла девушка вызывающей красоты. Глядясь в стекло, как в зеркало, она расчесывала волосы. Увидав вновь прибывших, девушка кокетливо спросила:
— Кто это выступает, как жених на свадьбе? Послышались смешки, и один из мужчин сказал:
— Твой новый сосед, Ясмина. Он будет жить в одном коридоре с тобой.
— Да увеличит Господь число мужчин! — смеясь, воскликнула девушка.
Она скользнула безразличным взглядом по Абде и с восхищением уставилась на Рифаа. А Рифаа, заметив девушку, удивился еще больше, чем когда увидел дочь Ханфаса Аишу. Он пошел за родителями к отведенному им жилью, находившемуся напротив двери Ясмины, и в этот миг все услышали, как Ясмина пропела:
— Как он красив, о мама!
46.
Дядюшка Шафеи открыл у входа в дом Наср плотницкую мастерскую. По утрам Абда отправлялась за покупками, а Шафеи с сыном приходили сюда и садились на пороге, ожидая заказчиков. У них еще оставалось немного денег, которых должно было хватить на месяц или чуть больше, и Шафеи не тревожился о будущем. Как–то, глядя на крытый коридор, по обеим сторонам которого находились жилые помещения и который вел во внутренний двор, он сказал сыну:
— Это то самое место, где Габаль утопил наших врагов. Рифаа взглянул на него своими мечтательными глазами и улыбнулся, а отец продолжал:
— А вот здесь Адхам построил свою лачугу, в которой произошло много памятных событий. В ней Габалауи и благословил своего сына, и простил его.
Рифаа улыбался, глаза его стали еще более мечтательными. Все прекрасные предания родились на этом месте! Если бы не время, то наверняка сохранились бы следы ног Габалауи и Адхама и ветер донес бы их дыхание… А вот из этих окон лилась вода на головы футувв, которые барахтались в яме. И из окна Ясмины тоже лилась вода на головы врагов. Сегодня же изо всех окон выглядывают только лица, на которых написан страх. Время стерло все героическое. Сам Габаль стоял тогда во внутреннем дворе. Его окружали слабые люди, но он победил.
— Габаль победил, отец, но какова польза от этой победы? — очнувшись от своих дум, спросил Рифаа.
Шафеи тяжко вздохнул.
— Над этим лучше не задумываться. Ты видел Ханфаса?
В
— Эй, дядюшка! Плотник!
Отец и сын обменялись недовольными взглядами. Шафеи встал и, задрав голову, увидел высунувшуюся из окна Ясмину, длинные косы которой раскачивались из стороны в сторону.
— Ну, что тебе? — буркнул он.
Девушка все тем же шутливым тоном продолжала:
— Пришли ко мне своего сына, пусть он заберет стол в починку.
— Положись на волю Аллаха и иди, — сказал Шафеи сыну.
Рифаа увидел, что дверь жилища открыта в ожидании его. Он кашлянул, давая знать о своем приходе, и услышал голос, приглашавший его войти. Войдя, он увидел девушку в коричневой галабее с белой отделкой у ворота и на груди, с босыми ногами. Она смотрела на него молча, словно желая проверить, какое впечатление она произвела, но, заметив, что выражение его глаз не изменилось, указала на столик о трех ножках, стоявший в углу комнаты, и сказала:
— Четвертая ножка под диваном. Умоляю тебя, почини его и покрась заново.
— К твоим услугам, госпожа! — любезно ответил Рифаа.
— А сколько это будет стоить?
— Спроси у моего отца.
— А ты разве не знаешь цен?
— Цену назначает отец. Девушка не отводила от него взгляда.
— А кто будет чинить?
— Я. Но под руководством отца и с его помощью. Ясмина рассмеялась и сказала:
— Батыха, младший из футувв, моложе тебя, но он один может справиться с целой толпой, а ты не можешь самостоятельно починить ножку стола.
Рифаа, желая закончить на этом разговор, ответил:
— Главное, что стол твой будет лучше, чем сейчас. Достав из–под дивана четвертую ножку и взвалив стол на плечо, он направился к выходу, сказав на прощанье:
— Будь здорова!
Когда он принес стол в мастерскую и опустил на пол перед отцом, Шафеи, оглядывая его со всех сторон, недовольно проговорил:
— По правде сказать, я предпочел бы, чтобы первый заказ поступил из более чистого места. Рифаа с присущей ему наивностью откликнулся:
— Там совсем не грязно, отец. Но, как видно, эта девушка одинока.
— Нет ничего опаснее одинокой женщины!
— Но, может быть, она нуждается в добром совете?
— Наше дело плотничать, — усмехнулся Шафеи, — а не давать советы. Подай–ка мне клей!
Вечером Шафеи с сыном отправились в кофейню квартала Габаль. Слепой поэт Гаввад сидел на своей лавке, прихлебывая кофе. Хозяин кофейни Шалдам расположился неподалеку от входа. А центральное место занимал футувва Ханфас, окруженный толпой приспешников. Первым делом Шафеи и Рифаа подошли поздороваться с футуввой, а потом сели на свободные места рядом с Шалдамом. Шафеи попросил себе кальян, а для Рифаа — стакан ирфы с орехами. Воздух в кофейне был застойный. Под потолком клубились облака дыма от трубок. Пахло мятой, гвоздикой и подслащенным табаком. Лица посетителей с отяжелевшими веками и взъерошенными усами казались бледными. Время от времени слышался кашель, грубый смех, непристойные шутки. С улицы доносились голоса мальчишек, распевавших: