Избранное
Шрифт:
Сакина взглянула на него испытующе, чтобы убедиться, что он говорит серьезно, и пробормотала:
— Да пошлет тебе Аллах здоровье, господин! Ей–богу, я такая и есть!
Касем тихо проговорил:
— Я умею различать людей. И измена не поселится в моем доме, как это было в доме брата моего Рифаа. Камар, эта женщина такая же честная, как ты сама, и не надо думать о ней плохо. Она член нашей семьи, и я не забуду, что именно она принесла мне когда–то радостную весть.
Камар, немного успокоившись, ворчливо сказала:
— Но ведь она подслушивала!
Она
Сакина схватила его руку и принялась ее целовать. — Жизнь моя принадлежит тебе, господин. Клянусь, ты победишь своих и наших врагов и станешь господином всей улицы!
— Но я не хочу быть господином, Сакина! Рабыня воздела руки в молитве:
— О Боже, исполни его желания!
— Аминь!
Глядя на нее с улыбкой, Касем сказал:
— Ты будешь моим посланцем, если мне понадобится посланец. И таким образом будешь участвовать в нашем деле.
Лицо Сакины сияло, глаза горели восторгом, а Касем продолжал:
— Если судьба позволит нам распределить доходы от имения, как мы того хотим, ни одна женщина не будет обделена, будь то госпожа или служанка!
От удивления Сакина чуть не проглотила язык, а Касем заключил:
— Владелец имения сказал мне, что имение принадлежит всем его потомкам, а ты, Сакина, ему внучка, так же как Камар.
Сакина благодарно поклонилась Касему.
С улицы донеслись звуки мизмара [26] . Кто–то крикнул: «Лахита! Будь славен тысячу раз!» Касем обернулся к окну и увидел футувв, которые ехали по улице на конях, украшенных бумажными цветами. Люди встречали их приветственными возгласами и преподносили им подарки. Футуввы направлялись в пустыню, чтобы, как всегда по праздникам, устроить соревнования, скачки и борьбу на палках. Как только они скрылись, на улице появился пьяный Аграма, который шел, шатаясь из стороны в сторону. Касем улыбнулся, завидев юношу, который в клубе у них считался одним из самых преданных и надежных. Он следил за ним глазами, а Аграма стал посреди квартала бродяг и крикнул: «Вот какой я удалец!» Насмешливый голос из окна дома в квартале Рифаа отозвался:
26
Мизмар — свирель, дудка.
— Эй, ты, краса бродяг!
Аграма поднял осоловелые глаза к окну, из которого раздался голос, и с пьяным бахвальством заорал:
— Пришел наш черед, цыгане!
Вокруг него стали собираться мальчишки, пьяные и накурившиеся гашиша жители улицы, поднялся шум и гам, загудели в трубы, забили в барабаны, зазвенели песни. Вдруг кто–то крикнул:
— Вы слышали, что он сказал? Пришел черед бродяг! Или вы не желаете слушать?
Едва держась на ногах, Аграма вопил:
— У всех один дед, и имение — для всех! Долой футувв! Толпа скрыла его от глаз Касема. Касем встал, надел абу и поспешно вышел из комнаты с возгласом:
—
76.
Сидя у скалы Хинд в окружении самых близких ему членов клуба, Касем обводил лица юношей недовольным взглядом и укоризненно говорил:
— Не смейте появляться на людях в пьяном виде!
За спинами Касема и его друзей, в отдалении, величественно возвышалась гора Мукаттам, окутанная вечерними сумерками. В пустыне было безлюдно. Лишь одинокий пастух стоял, опираясь на свою палку, к югу от скалы Хинд. Аграма, виновато молчавший до сих пор, сокрушенно сказал:
— Лучше бы я умер!
— Такие поступки непростительны! — отозвался Касем. — Но сейчас важно узнать, как подействовали твои слова на наших врагов?
— Его слышали многие, это ясно, — проговорил Садек. А Хасан, нахмурившись, подтвердил:
— Я сам узнал об этом в кофейне Габаль, куда пригласил меня приятель из рода Габаль. Там один человек рассказывал об Аграме. Он, правда, рассказывал со смехом, но, думаю, рассказ его может заронить сомнение в души некоторых жителей улицы. Если об этом начнут говорить, то разговор может дойти до какого–нибудь футуввы.
— Не преувеличивай, Хасан, — вздыхая, сказал Аграма.
— Лучше быть излишне осторожным, чем легкомысленным, — заметил Садек, — иначе нас застанут врасплох.
Мы поклялись, что не испугаемся смерти! — возразил Аграма.
— Мы также поклялись хранить тайну! — ответил ему Садек.
— Если мы погибнем, то и наши надежды погибнут вместе с нами, — вмешался Касем. — Нам нужно все предусмотреть.
— Нужно предусмотреть худшее, что может случиться, — заметил Хасан.
— То есть схватку, — невесело промолвил Касем. Мужчины переглянулись в темноте. Высоко над ними в ночном небе загорались звезды. Порывы ветра еще несли в себе остатки дневного жара. Слово взял Хамруш:
— Мы будем драться не на жизнь, а на смерть!
— А на улице все останется без перемен! — недовольно возразил Касем.
— Они быстро нас одолеют, — признал Садек.
— К счастью, ты родственник Савариса, — обратился к Касему Абу Фисада, — а жена твоя в родстве с женой управляющего. Кроме того, Лахита в юности был одним из друзей твоего отца.
— Это не помешает ему расправиться с нами.
— Ты хотел когда–то обратиться за советом к адвокату, — вспомнил Садек.
— Но нам было сказано, что никакой адвокат не решится бросить вызов футуввам и управляющему.
Аграма, которому очень хотелось загладить свою вину, подсказал:
— В Бейт аль-Кади есть один адвокат, известный своей смелостью.
— Больше всего, — поразмыслив, заявил Садек, — я боюсь, что, если мы поторопимся выступить открыто, мы загубим дело.
Давайте все же посоветуемся с адвокатом, — предложил Аграма, — и договоримся с ним о том, что в суд мы обратимся лишь в крайнем случае. Мы можем даже пойти на то, чтобы интересы наши представлял человек не с нашей улицы!
Касем и другие одобрили этот план, поскольку это был единственный выход. Они немедленно отправились в Бейт аль-Кади к шариатскому адвокату аш-Шанафири.