Избранное
Шрифт:
— Вот вы за свободу. А почему же неприкосновенного депутата-коммуниста сделали прикосновенным и арестовали?
На это премьер-министр задумчиво гладит бритый подбородок и отвечает спокойным басом:
— Мало ли что!
— Вы объявили чрезвычайное положение, но ведь этим аннулированы все права парламента.
— Тем более.
— Вы защищаете священное право собственности, а во время забастовки применяете реквизицию, заградиловки, отымаете земли, строения, материалы.
— Мало ли что!
— Вы всегда негодуете на
— Тем более.
— Вы предписали почте не принимать рабочих телеграмм.
— Мало ли что!
— Вы говорили, что не участвуете в борьбе классов, а приготовили против них самолеты с бомбами, вызвали линейные корабли с пушками.
— Тем более.
— Вы охраняете «свободу слова» реакционных газет и в то же время разгоняете рабочие митинги.
— Мало ли что!
— Вы играете роль примирителей, а на самом деле разжигаете и провоцируете кровопролитие.
— Тем более.
Так долго и безысходно могли бы разговаривать английские рабочие с королевским правительством. Долго морщили бы они закопченные лбы, стараясь задать вопрос позаковыристее. А правительство, кокетливо рассматривая полированные ногти, чередовало бы с холодной, знаменитой английской ледяной вежливостью аккуратные ответы:
— Мало ли что… Тем более… Мало ли что…
К счастью для себя, рабочий класс Англии попытался прекратить разговоры по системе жилетно-карманной диалектики. Он решил взяться за диалектику настоящую. Революционную. И чем бы ни кончилась великая стачка этого года, она — крупнейший шаг вперед. Почти прыжок. И не вниз, а вверх.
У английских рабочих впервые за много лет появился твердый голос. Хозяйская осанка. Боевой вид. Они уже «готовы драться, как черти». Не потому ли карманная диалектика королевского правительства начинает обращаться на его собственную голову?
Лондонский туман сгустился. Показались и отвердели очертания нескольких зловещих фигур. Очертания — премерзкие. Фигуры — хорошо знакомые. Они плывут, близятся, лихо приплясывают. По которому делу пляшут?
Свадьба или похороны?
Благонамеренные люди Англии уверяют, что не свадьба, не похороны. Что только игрой в футбол было все это.
Перед самым срывом великой забастовки правительство настроилось на божественно-философское выражение лица. Оно старалось изобразить всеобщую стачку чем-то вроде наводнения или эпидемии скарлатины. Оттачивая оружие, одновременно толковало о событиях с подлинно христианским смирением.
Дескать, на земле мир и в человецех благоволение.
Дескать, массовое бедствие при трогательном единодушии населения. Бастующие не изъявляют никаких желаний, кроме как поскорее начать работу. Забастовщики усердно ходят в церковь и там замаливают свои тяжкие грехи перед хозяевами. Священники возносят молитвы о мире, а рабочие поддерживают благолепную мелодию псалтыря
И даже… И даже в футбол играют бастующие рабочие с полицейскими.
Игра в футбол — хорошая игра. Английская. В ней есть много разных правил, которые нельзя нарушать. Иначе получается не игра в футбол, а черт знает что.
Нельзя умышленно касаться мяча руками. Нельзя до удара подходить к мячу ближе, чем на девять метров. Нельзя после свободного удара вторично ударить мяч, пока его не коснется другой игрок. Нельзя ударять игрока руками или ногами в лицо или в живот. Нельзя выбивать партнеру зубы, стрелять в него из револьвера, сажать в тюрьму на срок до одного года и свыше, конфисковать его деньги в банке, производить у него обыски или распространять о нем клевету.
Во всякой футбольной игре очень большим авторитетом и правами пользуется судья. Эта авторитетная личность с зычным голосом и свистком в руках командует вовсю.
Судья делает предостережение невежливому игроку. Он при желании удаляет игрока с поля.
Судья может продолжить время игры или прекратить ее, если находит это нужным.
Судья, по официальным правилам, дает «свободный удар» в тех случаях, когда поведение одного из игроков кажется ему опасным или даже когда оно «кажется ему способным сделаться опасным».
Вот какими хорошими правами обладает судья.
Английские рабочие думали, что они ведут организованную борьбу с классом эксплуататоров и угнетателей. Они были счастливы сознанием, что собрали для борьбы невиданный кулак в пять миллионов человек. Они, честные, стойкие пролетарии Британии, поставили на карту свое благосостояние, здоровье своих жен и маленьких детей — для того чтобы забастовкой солидарности поддержать братьев по классу.
Но для Макдональда и его помощников все это только игра в футбол. С мячиком, с камзолами двух цветов, с судьей.
Судья. До чего только не доходит холодное издевательство буржуазии. Консервативное правительство, которое с первого дня открыто стало на сторону предпринимателей и применяло все нажимы государственно-полицейского аппарата на рабочих, — оно еще привлекло к своему делу суд.
И судья, настоященский английский судья, даже в мантии и парике, со свистком в руках, явился на поле забастовки и стал распоряжаться.
Он даже не делал никаких предупреждений.
Просто пустил в определенном направлении «свободный удар», свистнул, удалил неугодных ему игроков с поля.
«Всеобщая забастовка — незаконна». Так постановил британский верховный суд.
И осанистые шулеры, именуемые «рабочими лидерами», делают огорченный жест, разводят руками, сворачивают забастовку.
— Раз незаконно, это дело другое. Мы думали, что законно, потому и бастовали.
— Если незаконно, — тогда пожалуйста. Извиняемся… Ребята, разойдись. Потому — говорят, что незаконно. Ошибочка вышла.