Избранные произведения писателей Тропической Африки
Шрифт:
— Мне сказали в агентстве, что я могу улететь сегодня. — Он протянул девушке билет. Она взяла его и стала рассматривать.
— Нью-Йорк — Париж, — вполголоса читала она. — Ага, Париж — Аккра. Есть рейс в шестнадцать сорок пять. Посадка начнется в шестнадцать пятнадцать.
— Куда мне идти?
— Вон туда, вдоль стены. Дойдете до указателя — увидите стрелку. Чуть подальше, за «Местом встреч», — эскалатор, подыметесь в зал ожидания. А багаж можете сдать здесь.
Баако снял с тележки чемодан и поставил его на низкие весы.
— А инструмент? — спросила девушка, не отрывая взгляда от шкалы весов. — Ваш чемодан совсем не тяжелый.
— Я знаю, — ответил Баако, — но гитару я лучше возьму с собой.
— Вы думаете, ее повредят? — Девушка улыбнулась. — Не бойтесь, все будет в порядке.
— Уговорили, — сказал Баако и положил гитару рядом с чемоданом. Девушка, склонив голову, снова посмотрела на шкалу.
— Вот и прекрасно: — Она опять улыбнулась.
Баако тоже улыбнулся и, поблагодарив девушку, пошел налево, к цепочке пустых тележек. Немного не доходя до них, он поднял пишущую машинку и толкнул свою тележку вперед. Она легко покатилась и приткнулась к караванчику своих сестер. Баако дошел до светящегося табло, нашел нужную стрелку и свернул направо. Ярдах в десяти от него, слева, снова начинался ряд регистрационных конторок. В проходе между ними вращался блестящий алюминиевый глобус. По его экватору шла полоса, на которой по-французски и по-английски повторялась одна и та же надпись: «Место встреч». За глобусом, образуя просторный квадрат, стояли длинные красные диванчики без спинок. Баако нашел незанятое место и сел лицом к глобусу, спрятавшись за ним от бьющих в окно солнечных лучей. Баако смотрел на вращающийся глобус, слушал монотонное жужжание голосов, иногда прерываемое веселыми возгласами, и вдруг снова ощутил тупую тяжесть в затылке и страшно неприятное, хоть и ослабленное на этот раз, тошнотное отвращение ко всему на свете. Он зажмурился, но от этого ему стало только хуже. Тогда он встал, подошел к глобусу и отыскал глазами часы. До посадки оставалось двадцать три минуты. Он вернулся к диванчику, взял пишущую машинку и отправился к выходу на эскалаторы. Контролер, бегло просмотрев билет и паспорт, пропустил его.
Баако миновал несколько лифтов, рекламу бара и, увидев эскалатор с табличкой, приглашающей посетить картинную галерею, поднялся наверх. Но ряды стендов для картин оказались пустыми, а следующий эскалатор вел, как указывалось в табличке, к ресторану «Les trois soleils» [1] , и светящиеся буквы рекламы отражались в зеркальной поверхности пола.
Бродя между стендами, Баако услышал плеск воды и, оглядевшись, увидел подсвеченный снизу водопад. Обрубки массивных бревен в нижнем водоеме, наверно, должны были создавать иллюзию живой тропической природы. Над поверхностью воды древесина выглядела мертвой и пыльно-серой, но утопленные концы бревен, озаряемые желто-коричневыми бликами воды и подсветки, действительно оживляли этот комнатный водопад. Баако поставил пишущую машинку на пол и окунул ладони в воду. Она была холодной, но за одним из бревен Баако заметил двух живых уток, которые медленно плавали в этой холодной воде, словно мертвый электрический свет мог согреть их. Одна из уток вскарабкалась на край бассейна, и, когда она вылезала, мелкая рябь раздробила лучи электрических ламп, на мгновение смягчив их жесткий блеск. Баако присел на каменный бортик и принялся бездумно рассматривать уток, бревна, отражающийся в воде потолок, пока мягкий, но властно заполняющий все помещение женский голос не начал размеренно и привычно повторять на английском, немецком и французском языках: «Пассажиров рейса два-ноль-девять Париж — Аккра — Браззавиль просят пройти к двери номер сорок три».
1
«Три солнца» (франц.).
Баако спустился в зал с табличкой «Для отбывающих» и, найдя стрелку, на которой было написано: «Двери 38–45», двинулся к выходу. У почтового киоска какой-то африканец в синем рабочем комбинезоне долго смотрел на стопки открыток и, наконец решившись, выбрал четыре штуки с серебристым изображением авиалайнера «Конкорд», распластавшегося в неестественно синем открыточном небе. И хотя взгляд африканца оставался напряженным, легкая улыбка чуть тронула его губы, когда он расплачивался за это последнее видение его заграничной жизни, — Баако знал, что подобные открытки всегда возвещают возвращение «побывавшего».
Теперь небольшие группы пассажиров отовсюду стекались к нижнему этажу. Баако спустился по белой мраморной лесенке, вьющейся вокруг массивной алюминиевой колонны. Внизу сквозь стеклянную стену были видны поджидающие пассажиров самолеты. Стюардесса компании «Эр Африк», объявив время отправления, встала у выхода на поле, чтобы собрать посадочные талоны и отдать пассажирам паспорта с вложенными в них свидетельствами о прививках.
Африканец в черном шерстяном костюме, выйдя на поле, обернулся и со счастливой улыбкой помахал кому-то рукой. Баако посмотрел назад, чтобы узнать, кому предназначалась эта радостная улыбка, но увидел лишь толпу белых, не обращающих ни малейшего внимания на улыбчивого африканца. Когда Баако снова повернул голову, тот уже важно шествовал к самолету.
— При входе в самолет предъявляйте, пожалуйста, паспорт, — монотонно повторяла стюардесса, — и свидетельство о прививках.
Когда Баако поднялся в самолет, все передние места уже были заняты, но в середине салона еще оставалось несколько пустых кресел. Баако нашел место у иллюминатора, немного позади левого крыла. С трудом втискивая машинку на сетчатую полку для ручного багажа, он увидел впереди огромную шевелюру — она возвышалась над спинкой кресла, блестяще-черная в сероватом сумраке салона. Рядом с шевелюрой вдруг вынырнула черная рука, отделенная от черного пиджачного рукава ярко-белой манжетой рубашки; рука эта, со сгибающимся и разгибающимся указательным пальцем, явно подманивала проходящую мимо стюардессу. Та остановилась и, привычно улыбаясь, склонилась к подозвавшему ее человеку. Баако видел, как она отрицательно покачала головой, видел, как шевелились ее губы, но слов не слышал. Потом стюардесса сказала довольно громко: «Хорошо, когда взлетим», — и с прежней улыбкой скрылась в хвосте самолета. Еще раз прозвучал ее голос, раскатился на мгновение приглушенный смех других стюардесс, и все смолкло, а впереди зажглась надпись: «Не курить. Застегнуть ремни», и одновременно усиленный динамиком, но приятный женский голос, в котором чувствовалась мягкая улыбка, певучей волной хлынул в салон самолета:
— Mesdames et Messieurs! Le Commandant Szynkarski et son 'equipage vous souhaitent la bienvenue `a bord de ce «DC-8». Nous allons d'ecoller en quelques instants en direction de Brazzaville. Nous ferons escale `a Accra… [2]
Потом, почти без перехода, то же сообщение прозвучало по-немецки и по-английски: «…кислородные приборы заготовлены для каждого пассажира. Маски находятся в спинке кресел перед вами. В случае надобности крышка люка откроется автоматически».
2
Дамы и господа! Командир корабля Шинкарский и его экипаж приветствуют вас на борту самолета «ДЦ-8». Через несколько минут мы вылетаем курсом на Браззавиль с посадкой в Аккре… (франц.)
Самолет дрогнул, и шум турбин превратился в надрывный, визгливый рев, потом рев немного ослаб, но тут же усилился снова, и самолет двинулся вперед, разворачиваясь и выруливая к взлетной полосе. Здесь он на секунду замер, но турбины взревели с новой силой, и вся эта огромная ревущая махина понеслась вперед, оторвалась от земли, и поле аэродрома плавно провалилось вниз.
Африканец в черном костюме уже несколько раз пропутешествовал к хвосту самолета и обратно, всем своим видом источая неудержимую радость, словно атмосфера полета вливала в него радостную, живительную силу и он непременно должен был всем это показать. Каждый раз, проходя мимо Баако, он одаривал его лучезарной улыбкой, и, когда он совершал свой третий вояж, Баако отвернулся к иллюминатору и стал прикидывать, как ему избавиться от этого неугомонного путешественника, если он полезет с разговорами.
Человек в черном костюме подсел к Баако, когда Северная Африка, расчерченная узкими полосками дорог, подернулась дымкой и под самолетом возникла желто-коричневая гамма бесконечных песков Сахары. Он плюхнулся в кресло, сияя улыбкой, словно бы сошедшей с рекламы виски, пива или сигарет, изготовленных специально для осовременившихся африканцев, и, усевшись, еще несколько секунд продолжал демонстрировать свою рекламную улыбку. Потом привычным и явно отрепетированным движением он чуть-чуть оттянул борт пиджака на груди, и рука его, скользнув куда-то внутрь, извлекла пакетик в блестящей целлофановой обертке. Он протянул пакетик Баако:
— Сигарету?
— Не надо. Не надо, спасибо.
Мужчина в черном костюме легонько похлопал себя по карманам. Через секунду он нащупал то, что искал. Это была зажигалка — выточенная, как казалось, из кристалла затвердевшего пламени; нежно обласкав ее пальцами, он нажал на кнопку. Вспыхнувший факел был необыкновенно высоким, но предельно аккуратным и гладким; владелец зажигалки, не уменьшая огня, держал над ним кончик сигареты еще несколько секунд после того, как сигарета задымилась, а потом, словно человек, погруженный в глубокую задумчивость, медленно и плавно прикрутил регулятор, гасящий пламя. Когда огонек окончательно исчез, он бережно опустил зажигалку в карман.