Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
Шрифт:
А когда на стадионе погасли прожекторы, к нему снова вернулись все переживания и сомнения. Саня была единственным человеком, которому можно всё рассказать. Но он уже попробовал ей пожаловаться и запомнил это на всю жизнь. Ничего он ей не скажет, не откроет, как тяжело ему сейчас живётся.
Он начал расспрашивать о жизни в Калиновке, стараясь незаметно выведать, вспоминают ли здесь о нём. Но Саня не понимала или не хотела понять его намёков. Она рассказывала столько интересного о знакомых людях и о работе на заводе, что Кирилл снова ясно почувствовал, чего он лишился, покинув Калиновский завод. Они ходили по неярко освещённой аллее
Разговаривая, Кирилл попробовал обнять девушку за плечо, но Саня решительно отстранилась. Парень горько улыбнулся.
— Проводи меня на вокзал, Саня. Должно быть, уже время домой возвращаться, поздно.
— Пойдём, — просто ответила Саня.
Они вышли из парка и пошли к вокзалу. Было тепло, но не душно; где-то прошёл дождь, и ветер приносил прохладную свежесть.
Теперь разговор не клеился. Кирилл в глубине души снова стал злиться на Железняка. Сейчас завод, и общежитие, и компания весёлых друзей из первого механического казались ему недосягаемым раем. Всего этого лишился он из-за Железняка. И глухая злоба, на время заглушённая, снова забурлила, а невозможность найти Ивана и отплатить только усиливала это чувство. Его злость была такой яростной, что Саня почувствовала её — чересчур порывистыми стали шаги Кирилла, слишком раздражённо оттолкнул он ногой спичечную коробку, резко дёрнул Саню за руку, когда она сбилась с ноги.
— Чего ты злишься? — спросила девушка.
— На кого я злюсь?
— Не знаю.
— Глупости болтаешь! Семнадцать лет прожила, а не поумнела.
Саня пожала плечами и смолчала. Они уже подходили к вокзалу. Навстречу никто не попадался. Поздно, уже давно спят рабочие Калиновского завода.
— Санька! — неожиданно сказал Кирилл. — Едем со мною в Дружковку!
— Зачем? — удивилась Саня.
— Будем вместе жить, поженимся. — горячо заговорил Кирилл.
Он был уверен — Саня не откажет. Ни одна девушка в Калиновке не отклонит такого предложения. А если она согласится, Кирилл посмеётся, скажет, что пошутил. А может, не скажет и в самом деле женится. Такую девушку, как Саня Громенко, поискать.
— Ты сам не знаешь, что говоришь, — точно определяя состояние своего спутника, сказала Саня. — Ты меня не любишь, я тебя не люблю — зачем же мы будем жениться? Для смеху?
— Та-ак! — Значит, и Санька Громенко позволяет себе насмехаться над ним. — Смотри, какие все гордые стали! Ничего, ничего, вы ещё услышите про Кирилла Сидоренко!
— Пока ничего хорошего мы не слышали.
— Кому это ты говоришь? Мне?
— Да, тебе. И не таращь на меня глаза, я тебя не боюсь, — сказала Саня.
Кирилл резко отбросил её руку.
— Хватит ко мне приставать! — задыхаясь, сказал он. — Ишь ведь, на вокзал пошла провожать, прилипла, как пиявка! Не заарканишь Кирилла Сидоренко, не удастся! Иди.
Саня взглянула на него без удивления, она как будто ждала именно этих слов.
— Когда научишься быть вежливым, тогда и приходи в гости, — сказала она, — а до этого в Калиновке не появляйся.
Саня повернулась и не спеша пошла от вокзала.
Ему захотелось броситься за девушкой, выругать её, но тут прозвучал свисток паровоза — на Дружковку отходил поезд. Кирилл плюнул вслед Сане, послал вдогонку длиннейшее ругательство и кинулся к поезду, но опоздал. Когда он выскочил на пустой освещённый
— Вот где ты, голубчик! — прошипел он. подходя к Железняку со стиснутыми кулаками.
Иван взглянул на него мутными глазами и не узнал.
— Пойдём, — дёрнул его за рукав Сидоренко. — Я тебе сейчас покажу…
— Пошёл ты! — Слова Кирилла не доходили до сознания Ивана.
— Мы вместе пойдём, дорогой товарищ Железняк, — вежливо, как всегда в минуты ярости, сказал Сидоренко. — Прошу вас сойти с перрона, тут слишком светло.
И сильно толкнул Железняка с приступочки перрона в темноту, куда не достигал свет фонарей. И ещё раз толкнул, отгоняя дальше от вокзала. И в темноте ударил в лицо, и ещё, и ещё, становясь всё злее от сладкого чувства мести.
Иван не защищался — он даже не успел понять, почему его бьют. Но инстинкт самозащиты проснулся. Иван пронзительно вскрикнул от боли и тяжело ударил Сидоренко кулаком в грудь.
— А-а! Так? — заревел Кирилл и принялся изо всей силы молотить Ивана.
Саня не успела отойти от станции, как из темноты до неё донеслись крики.
Она нерешительно повернула к вокзалу, а затем, уже предчувствуя несчастье, побежала туда, в темноту, откуда послышался ей чей-то знакомый голос.
Она бежала, слыша, как на Калиновку надвигается гром колёс поезда.
Недалеко от вокзала, за резкой гранью света, в густом мраке, она увидала две еле различимые фигуры.
— А-а-а! — закричала Саня, но крик её потонул в гудении, шипении и свисте паровоза, который влетел на станцию, таща за собою длинную цепь вагонов, гружённых углём.
Кирилл стрелой метнулся к насыпи и вскочил на подножку одного из вагонов.
Саня подбежала к распростёртому на земле телу и с ужасом узнала Железняка. Он лежал с окровавленным лицом, без сознания. Девушка упала перед ним на колени и приложила ухо к груди — едва слышно, словно далеко-далеко, билось сердце. Она попробовала поднять Ивана, но не смогла и быстро побежала к станции, влетела к дежурному милиционеру с криком:
— Там убитый человек лежит! За перроном!
Сержант милиции не спеша, привычным служебным шагом, подошёл к двери.
— Он ещё жив. Надо «Скорую помощь»! — взывала Саня.
— Спокойно, гражданочка! — ответил милиционер. — Сейчас увидим, в чём там дело.
Он вышел следом за Саней, а через несколько минут вернулся и вызвал «Скорую помощь». Вскоре загудела сирена, санитары подхватили бесчувственного Железняка и увезли в больницу.
— Кто его бил, гражданка Громенко? — спросил милиционер, садясь писать протокол.
— Не знаю, — ответила Саня.
Подписав протокол, она пошла в больницу.
— Он в перевязочной, — ответили ей. — Вы его жена?
— Нет, — Саня покраснела, — просто знакомая.
Когда она выходила из больницы, уже рассветало, ясно чувствовался холодок утра. Девушка поёжилась то ли от холода, то ли от переживаний этой ночи и быстро пошла по безлюдным улицам домой.
А в это время забинтованный и заклеенный пластырями Иван Железняк пришёл в себя. Он взглянул на сине-зелёное небо, на первые золотые лучи солнца и, ещё не понимая, где он и что с ним случилось, улыбнулся разбитыми губами.